"Виталий Коротич. Лицо ненависти " - читать интересную книгу автора

всхлипывала. Ситуация становилась довольно нелепой. Раскрасневшийся,
попахивающий водкой мужчина, початая бутылка на столе, плачущая женщина
рядом - лучше не придумаешь.
- У меня сейчас нет детей, - сказала Мария, и голос у нее был
спокойный, ровный, хоть лицо оставалось мокрым, а слезы продолжали
струиться. - Я пойду приготовлю ванну для вас, вы же на ногах не стоите, -
сказала она и ушла в ванную комнату.
Она хозяйничала там шумно и уверенно, совсем не как служанка; я
понимал, что в моем положении остается лишь подчиниться любому распоряжению,
отдаваемому деятельным человеком, который знает, что я болен.
Все было странно.
И то, что я захворал, и то, что у меня в номере убирала именно эта
женщина, и то, что она сейчас сыпала соль в воду, готовя для меня ножную
ванну.
- Мария, - позвал я, - откуда вы взялись?
- Не бойтесь, - сказала она рассудительно и взглянула прямо на меня,
отряхивая мокрые руки. - Я уже уволилась из гостиницы. Вернее, меня уволили.
Но в том, что я готовлю для вас ванну, ничего странного нет. Странно, что мы
с вами разговариваем по-украински, ничего друг о друге не зная.
- Почему? Дома я постоянно разговариваю по-своему и не всегда ведаю с
кем.
- А где дом ваш? - спросила она.
- В Киеве, - ответил я и понял, что она ждала этого ответа и
побаивалась его, потому что у нее-то дома там не было.
Я хотел еще о чем-то спросить, но сказал совсем другое, потому что
устал разговаривать и размышлять, да и происходило все как-то странно.
- Уважаемая Мария, - буркнул я, - вы, если хотите, разговаривайте со
мной отсюда. А еще лучше - приходите завтра. Мне надо лечиться. Спасибо вам.
- Завтра я уеду, - сказала женщина, - и мы не увидимся больше.
Я прикрыл за собой дверь, сел возле ванны на эмалированный табурет и
снял носки. Брюки я снимать не решался: все-таки в номере находилась
малознакомая дама. Засучив штанины, я обнажил голени, погрузив их в воду.
Наступили мгновения блаженства. Эх, если бы еще я был один, так бы и рухнул
в ванну и лежал в ней, пока все микробы не перетонули бы вместе с вирусами.
Я лизнул себе пальцы: вода была соленая и горячая. Где-то в стороне от меня
разговаривала женщина - далеко-далеко, по-украински, сквозь мои простуды и
плеск соленой воды.
- Я уже тут не работаю, - сказала Мария. - Поэтому ничего не боюсь.
Вчера я сняла простыни с постели у одного жильца, забрала все его грязные
полотенца и не сменила ничего, все оставила в центре комнаты. Голова у меня
такая сейчас. Вот и все. Я уже не работаю: здесь чуть что - разговор
короткий и жаловаться некому. Да и сын мой неведомо где. Сын мой ушел к
сестре, у меня здесь сестра, которая нас к себе вызвала. Сестра работает
сторожихой при маленьком эмигрантском кладбище, и нам было вначале хорошо у
нее, она и вызвала нас, чтобы не было ей одиноко. Я с Прикарпатья, мы там с
моим сыном Володькой жили. Володькин отец оставил нас, когда сын был еще
совсем маленький, и Вова его не помнит. Сама не знаю, почему я сюда
приехала. Я не могу здесь. Как-то в присутствии сестры я заговорила о том,
что хорошо бы возвратиться в Карпаты, а сестра сказала, что я могу
возвращаться куда хочу, а Володьку она мне не отдаст...