"Хулио Кортасар. Лодка, или Еще одно путешествие в Венецию" - читать интересную книгу автора

Дальше они пошли по каналу Сан-Феличе, и гондола погрузилась в темный и
тихий лабиринт, где пахло плесенью. Как все туристы, Валентина восхищалась
безупречной ловкостью гребца, умением просчитать все изгибы русла и избежать
возможных препятствий. Он чувствовал их спиной, невидимые, но существующие,
почти бесшумно погружая весло, иногда перебрасываясь короткими фразами с
кем-нибудь на берегу. Она почти не поднимала на него глаз, он казался ей,
как большинство гондольеров, высоким и стройным, на нем были узкие черные
брюки, куртка испанского фасона и соломенная шляпа с красной лентой. Ей
больше запомнился его голос, тихий, но не просительный, когда он говорил:
"Гондола, синьорина, гондола, гондола". Она рассеянно согласилась и на
маршрут, и на предложенную цену, но сейчас, когда этот человек обратил ее
внимание на Золотой дом и ей пришлось обернуться, чтобы его увидеть, она
обратила внимание на сильные черты лица этого парня, властную линию носа и
небольшие лукавые глаза: смесь высокомерия и расчета, которая
просматривалась в несоответствии могучего, без преувеличений, торса и
небольшой головы, в посадке которой было что-то змеиное, так же как и в его
размеренных движениях, когда он управлял гондолой.
Повернувшись снова по ходу движения, Валентина увидела, что они
приближаются к маленькому мостику. Ей говорили раньше, что момент
прохождения под мостом необыкновенно приятен - тебя окутывает его
вогнутость, поросшая мхом, и ты представляешь себе, как по нему, над тобой,
идут люди; но сейчас она смотрела на приближающийся мост со смутной
тревогой, как на гигантскую крышку ящика, в котором ее вот-вот закроют. Она
заставила себя сидеть с широко открытыми глазами, пока они проплывали под
мостом, но сердце сдавила такая тоска, что, когда перед ней снова показалась
узкая полоска сверкающего неба, она испытала неясное ощущение благодарности.
Гондольер показал ей на другой дворец, из тех, что видны только со стороны
внутренних каналов и о которых не подозревают праздношатающиеся туристы,
поскольку видят их только с черного хода, где они так похожи на все прочие.
Валентине доставляло удовольствие делать какие-то замечания, задавать
несложные вопросы гондольеру; она вдруг почувствовала необходимость, чтобы
рядом был кто-то живой и чужой одновременно, чтобы можно было уйти в
разговор, который уведет ее от этого отсутствующего состояния, от этой
пустоты, которая портила ей день и все, что бы она ни делала. Выпрямившись,
она пересела на легкую перекладину поближе к носовой части. Гондола
качнулась,
Если это "отсутствующее состояние" касается Адриано, то не вижу
соответствия между предыдущим поведением Валентины и "тревогой", которая
портила ей прогулку на гондоле, кстати совсем не дешевую. Я никогда не
узнаю, как проходили у нее вечера в венецианской гостинице, в комнате, где
нет никаких слов и подсчетов, сколько истрачено за день; так что Валентина
преувеличила значение для себя Адриано, - здесь опять-таки речь идет о
другом отсутствии, о другой нехватке, которую она не видела и не хотела
видеть даже в упор. (Wishful thinking[16], может быть; мысли, полные
желаний; но где же знаменитейшая женская интуиция? В тот вечер, когда мы с
ней одновременно взялись за баночку с кремом, и я прижалась к ее руке своей
рукой, и мы посмотрели друг на друга... Почему бы мне было не продлить эту
ласку, которая началась случайным прикосновением? Между нами так и осталось
что-то нерешенное, так что прогулки в гондоле есть не что иное, как
воспоминание о полуснах, тоска и запоздалое раскаяние.)