"Хулио Кортасар. Тот, кто бродит вокруг" - читать интересную книгу автора

что-то вроде того, что ночью все бывает иначе, рассказал о каких-то черных
тряпках, о том, что не мог двинуть ни ногой, ни рукой; конечно, кошмары у
каждого бывают, но было очень грустно, что Боби их связывал именно с моей
сестрой, она ведь пошла на такие жертвы ради него; я так ему и сказала, и
повторила еще раз, и он в ответ - да, конечно, я понял, понял.
Тут вскоре у сестры начался плеврит, все заботы свалились на меня; с
Боби особых хлопот не было, потому что он почти со всем справлялся сам;
вспоминаю, как он входил посмотреть на мою сестру и молча стоял у кровати,
дожидаясь, пока она ему улыбнется или погладит по голове, а потом шел
тихонько играть в патио или читать в гостиную, даже не было никакой
надобности говорить ему, чтобы он в эти дни не играл на пианино, хотя он
очень любил играть. Когда я в первый раз увидела его грустным, я ему
объяснила, что его маме уже лучше и что завтра она встанет, чтобы посидеть
минуточку на солнце. Боби искоса поглядел на меня и сделал какой-то странный
жест; не знаю уж почему, но мне тут же пришло на ум, что дело опять в
кошмарах, и я спросила, не снились ли ему страшные сны сегодня. Боби закрыл
лицо руками и горько заплакал, а потом сказал, что снились и почему же мама
так его обижает; теперь я поняла, что он чего-то боится: когда я отняла его
руки от лица, чтобы утереть слезы, я увидела этот страх и, постаравшись не
подать виду, что увидела этот страх, снова принялась объяснять, что это были
только страшные сны. "Ты ей ничего не говори, - попросила я, - посмотри,
какая она еще слабая, ей нельзя волноваться". Боби молча согласился, он ведь
так мне доверял, но потом я поняла, что он это воспринял слишком серьезно,
потому что даже когда сестра стала выздоравливать, он ей больше ничего об
этом не говорил, а я догадывалась о его страшных снах, когда по утрам,
бывало, видела: он выходит из своей комнаты с каким-то потерянным видом, и
еще потому, что он все время был со мной, вертелся около меня на кухне.
Раз-другой я не выдержала и спросила его в патио или когда мыла, и всякий
раз происходило одно и то же: стараясь из всех сил не плакать, проглатывая
слова, QH все спрашивал и спрашивал, почему ночью мама так его обижает, но
дальше дело не шло - он только плакал взахлеб. Мне не хотелось, чтобы сестра
узнала об этом, она все еще плохо чувствовала себя после плеврита, и могла
чересчур бурно отреагировать, и я поэтому снова объяснила Боби, он все
хорошо понял, я сказала: мне-то он может рассказать все, что угодно; вот сам
увидишь: подрастет еще немного и кошмары прекратятся; может, лучше ему не
есть столько хлеба на ночь, собиралась спросить у доктора Каплана, не
порекомендует ли он мальчику какое-нибудь слабительное на ночь, чтобы он не
видел во сне всякие ужасы. Ничего я у него не спросила, ясное дело, как ты
будешь говорить с доктором Капланом о таких вещах, когда у него столько
больных - не терять же ему зря время! Не знаю, правильно ли я поступила, но
Боби мало-помалу перестал так беспокоить меня; иногда по утрам я замечала у
него это отсутствующее выражение лица и мне думалось, а вдруг опять
началось, и тогда я ждала, что он придет ко мне и доверчиво все расскажет,
но Боби принимался рисовать или уходил в школу, ничего мне не сказав, а
возвращался домой всем довольный и с каждым днем выглядел все крепче и
здоровее, и все лучше были у него отметки. Последний раз это случилось,
когда наступила февральская жара, сестра уже выздоровела, и мы жили как
обычно. Не знаю, понимала ли она, что происходит, но сама я не хотела ни о
чем ей говорить, ведь я хорошо ее знаю: и ее чрезмерную чувствительность,
особенно когда дело касается Боби, хотя и вспоминаю, что когда Боби был