"Земля без Пощады. Главы 1-9" - читать интересную книгу автора (Маслов Александр)

8

Когда подошли ближе, Гусаров расслышал:

– … запрещено! Слов русских не понимаешь? Меня Чайник потом самого пендюлями в камеру. Эт в распрекрасном случае.

– Ничего не будет. Обещаю, Генчик. Давай по-нормальному: пять скрябцов, и открываешь. Всего на пять минут! Скрябец за минуту! Разве не кайф? – втолковывал нервным шепотом знакомый голосок.

– Нет, я сказал! Ты точно идиот, Илюш. Я не хочу из-за твоей дури носом в дерьмо. Короче, нет! Через дырку потрепитесь, и вали отсюда.

– Десять скрябов! – остановившись у самой двери, взмолился Герцев.

– Да хоть двадцать, хоть сто двадцать – нет! – бряцнув металлом, разозлился охранник.

На некоторое время наступила тишина, слышалось только чье-то простуженное дыхание и шорканье подошвы.

– Мысль есть, – вдруг встрепенулся Илья. – Закрой меня с ними. Вернешься через минут пять-семь и выпустишь.

Снова тишина. Сторожевой явно тормознулся в раздумье. Затем сказал:

– Пять минут – не больше. Чайковский может появиться, тогда и тебе, и мне кранты. В общем, пять минуток, и я стою у двери, – охранник завозился, шелестя нейлоновой курткой. Лязгнул засов.

Когда дверь отворилась, Гусаров кое-как разглядел сторожевого в густой темени коридора, затем раскрасневшуюся от трудных переговоров физиономию Герцева.

– На все пять минут. И десять монет сразу, – сторожевой ухватил Илью за рукав, едва тот рыпнулся в камеру.

Пока Герц отсчитывал золотые кругляши, Асхат заметно повеселел. Вот тебе на: ожидали Бочкаревских или Нуривева с Басом, а тут Илюшу принесло! Маленькая, но все-таки радость. Конечно, не вызволит он, но ведь не зря же пришел. Не может быть, чтобы выразить пустое соболезнование: такое мог и через дверь. Десять скрябцов просто так не отваливают.

– Запирай, давай! – шагнув в каземат и обернувшись к охраннику, распорядился Герц. Ну точно отважный и безбашенный, какие мы все бываем в двадцать с маленьким хвостиком лет. Ведь может повернуться так, что закрыть-то, закроют, а открою только к утру, чтобы представить Чайнику: вот, гляди, Максим Семенович, нарушитель заведенного порядка.

Дверь, скрипнув, прикрылась, на этот раз без грохота. Едва засов стал на место, Герцев, притопнул ногой, всплеснул руками – прям девица в сердечном возмущении, затем заговорил нервным шепотком, сквозь который пробивалось рычание:

– Вот это вы влипли! Полный писец! Я ж на стреле полчаса топтался. На часы глядь: восемнадцать десять – нету вас. Думаю, ребята неаккуратные. Стоял, курил, в душе тревога наворачивается. И все то на циферблат поглядываю, то на снующие мимо рожи. В шесть с четвертью мысли пошли самые хреновые. Забеспокоился, что кинули вы меня. Чего там: в дело Павловского вникли, раскрутили меня по полной, вот вам и не к чему больше Илюха Герц. С другой стороны, прикидываю, себя успокаиваю, что Гусарик и Сейф не могут ни с кем так подло обойтись. Никогда не было разговоров, чтобы вы кого-нибудь кидали в торге или по делу.

– Не было, потому что не кидали, – отозвался Асхат. – Как нас нашел?

– Вот так. Знакомые подсказали, что возле "Лома" стрельба: оплотские зацепились с нашими. Тут коню, понятно, что в Пещерах оплотских помимо вас не много шарится. Разузнал что к чему. Побежал к Пашке, соседу моему еще по Красноярску, – у него приятель в охране. Целый час терли, потом ждал долго, вот к вам прорвался. Можно сказать, с боем – не хотел сторожевой пускать даже по блату и за бабки. Ладно, что как, рассказывайте, – Герц присел на корточки.

– Особо говорить нечего. Сам, наверно, все знаешь, – Гусаров снова потрогал разбитое лицо, то ли демонстрируя последствия неприятностей Илье, то ли проверяя, насколько распухла щека и губы. – Шли возле "Лома", два каких-то типа открыли пальбу: с обреза картечью и с "Макарыча". Вон, Сейфа зацепило в ногу. Мужика с парнишкой насмерть. Женщина, похоже, умрет – тяжелая. Сейчас сидели, прикидывали: скорее всего, подстава. Только вопрос, кто затеял: Бочкаревские или мстит твой дружок Нурс? – Олег прищурился, не сводя взгляда с Герцева.

– Руслан вряд ли. Я ж говорил с ним. Сразу после "Иволги" к нему, и все правильно изложил, как мы условились, – Илья глаз не отвел, отвечал как на духу. – Он, как узнал, что Бочкаревские Ургина с Кучей завалили, так чуть не завыл. Я аж перепугался: рожа пятнами пошла, глаза навыкате, орет: "Перережу как собак!". Вот такой расклад. Все он думал, как информация по теме Павловского могла на сторону уйти и докатиться до Бочки. Потом будто вспомнил что-то, с места сорвался и бегом до Баса. Дальше не знаю что, но меня они искали, а я до кузниц ходил. Но с этим ладно, с вами-то что? Времени в обрез: стерегущий жмется оставлять меня надолго. Давай решать поскорее.

– Хреново с нами. Если не в курсе, тех трупов, возле менного пункта вешают на меня с Асхатом. Я же тебе объяснил: вышла подстава. Варианта только два, если не Нуриев мстит, то Бочкаревским потребовалось нас закрыть. Нужны мы им зачем-то именно здесь, взаперти, под угрозой близкой расправы. А если не то и не другое, то дело еще хуже – расстреляют нас без лишнего шума завтра на рассвете, – пояснил Гусаров. О тяжелом кошеле Снегиря говорить не стал. Ведь дело теперь вовсе не в деньгах.

– Бля!.. – только и выдавил Герцев. – А так все нормально складывалось… Я в лавку бегал, заказал кое-что в дорогу. С Виталькой Черенцовым по предстоящему кое-что перетерли. Думали пару дней на сборы, и двинем вместе с вами, пока оттепель и нет ветра. Вот так думали, надеялись, в башке даже не вертелось, что все может кончиться таким обломом! – он торопливо достал пачку "Континента". Закурил, спохватился, предложил сигарету Сейфулину. Потом поднял взгляд к Гусарову и тихо-тихо сказал: – Олежек, расскажи, где то место? Я вам добра и удачи желаю, но вдруг вы отсюда не выберетесь. Зачем такой ценной информации пропадать?

Гусаров придвинулся к нему, притянул к себе за молнию куртки и сердито ответил:

– Не знаю я! Понял? Если бы имелась перед глазами карта, то мог бы прикинуть, подумать: имеются кое какие наметки. Но без карты разговора нет. А ты, Илюш, пришел зачем? Выудить из меня, так сказать, перед лицом моей близкой смерти, точно расположение Земли чудес?

Тот закашлялся дымом и мотнул головой.

– Проведать пришел, – Илья сунул руку под полу куртки, вытащил трехсотграммовый пузырек и поставил его у ног татарина: – Спирт. С лаборатории, семидесятиградусный. И вот – это главное, – он протянул Гусарову что-то тоненькое, завернутое в носовой платок. – Сразу спрячь. За спирт нихрена не будет – со сторожевым договорился. Можете нахально бухать прямо в камере, пока Генчик на посту. Он до полуночи будет. И жратвы вот малость, – на шубу Гусарова лег небольшой полиэтиленовый сверток. – Торопился, жратвы больше раздобыть не смог. И стопок под спирт не взял. С головы такие мелочи вытряхнуло. Пока бегал к Пашке…

Его дальнейший треп, не относящийся к делу, Олег почти не слушал. Поторопился посмотреть, что Герцев назвал "главным": размотал платок и потрогал пальцем острый край ножовочного полотна. Не целого, конечно, – десятисантиметрового обломка.

– Прячь! – шепотом предостерег Герцев.

За дверью лязгнул засов, и створка отвалила в сторону. Из темени коридора, разбавленной слабым огоньком лучины, высунулся охранник.

– Все, время, – оповестил он, зацепившись взглядом сначала на склянку с запрещенной жидкостью, потом за Гусарова, спрятавшего в кулаке обломок полотна.

Сейфулин нервно сжал кулаки: пес стерегущий, сейчас отберет спирт. И так положение мрачное, почти как у покойников. Лишиться ничтожной радости – Илюхиного пузырька означало бы полный крах и убедительное отсутствие Всевышнего в этом мире. А если заметит у Олега в лапе кусок ножовки, то ох как не поздоровится наивному Герцу. И что поделаешь? Затевать драку с охранником глупо. Если тот не решится или не успеет шмальнуть с калаша, то достаточно ему гаркнуть – дружки его сразу сбегутся, и отделают так, что вопрос о завтрашней казни станет как бы лишним.

– Еще минутку, Геш! – взмолился Герцев, сетуя, что отпущенные пять минут болтал о всякой ерунде, но так и не успел договориться о главном.

– Вре-мя! – для убедительности по слогам произнес сторожевой и похлопал по часам, скрытым черным от грязи рукавом телогрейки. Но в камеру не вошел, и сделал вид, будто стекляшка со спиртом, соблазнительно мерцавшая в отблеске факела, ускользнула от его взгляда.

– Бля, да одну минуту! Про бабу не добазарились! – сопротивлялся Илья. Не дожидаясь реакции охранника, он наклонился к Гусарову и зашептал прямо в ухо: – Пилите засов. До утра может выйдет. Если вырвитесь, дергайте за Придел и тропкой к…

– Я тебя сейчас за нос отсюда выволоку! – зарычал охранник.

– Дай парню договорить! Слушай, вопрос важный. Сердечный вопрос! – вступился Асхат за Герца.

– …к Восточной Берлоге. До нее километров за десять развилка, где путь к каким-то промыслам, – продолжал шипеть Илья. – Там мы с Черенцовым будем по утрянке. Это сто пудов – договорено. Платки, жратва, ружья – все с нас. На развилке сосны сросшиеся…

– Понял я, понял. Вали, давай, – Гусаров оттолкнул его, чуя, что охранник сейчас рассвирепеет не на шутку. И успел добавить: – Снегиря постарайся найти. Сегодня же. Все ему про нас расскажешь.

– Сделаю. Вот сигареты, пацаны. Зажигалка вот, – Герц вскочил, проворный как воробушек, бросил на пол ополовиненную пачку "Континента" и зажигалку. – Курите! Беда с вами такая, хоть никотином организм побалуйте. Правда, Генче? – он повернулся к сторожевому и весело подмигнул. – Пусть покурят.

– Марш на выход! – скомандовал тот.

Дверь закрылась, Олег сидел на полушубке рядом с татарином, щупая острые зубцы ножовочного полотна и гадая: доберется ли Герц до Снегирева? Сашка ведь не торчит на месте вечерами. Верно, ждал, ждал к назначенным двадцати часам, чтобы топать к Селиванову, затем на разборки с Бочкаревскими. Вот повернулось так, что не дождался. Конечно, забеспокоился, сам пошел на поиски. В таком случае у Снегиря первая мысль какая? А такая, что Бочкаревские его, Гусарова, и Асхата выловили где-то в коридорах. И весьма вероятно, что взял Сашка Котова, так сказать, для поддержки духа, и двинул с ним к Селиванову. Тот знает, где выловить банду Эди Бочкарева. Вот и найдет коса на камень, и будет большая буча. Вернее, буча уже была – времени десятый час, а стрелка назначалась на восемь. То есть, что могло там быть – состоялось. Теперь трудно предположить, как там все вышло и чем закончилось. Если Илья все-таки возьмет на себя труд и где-нибудь разыщет Снегиря, что б донести ему весточку: не у Бочкаревских Гусаров с Асхатом, а пропадают в казематах, то глядишь, и получиться из этого что-то положительное. У Сашки ведь голова в подобных вопросах неплохо соображает: есть искорка надежды, что изобретет что-нибудь этакое. А маленькая пилочка, – Олег царапнул острием полотна бетонный пол, – толку с нее… разве проволоку перепилить или ноготки подправить. Ну, удобно еще откупорить склянку со спиртом. Для побега из камеры с крепким запором и массивной дверью пилочка – вещь совершенно бесполезная. Здесь как минимум болгарку надо с парой-тройкой дисков. Глупенький еще Илья: думает, что все так просто, как в голливудском кино. Увы и ах, в реальной жизни все намного безрадостнее и серьезнее: не вскрываются сложные замки заколкой из волос подруги, и бетонные станы ударом кулака не выносятся, и в мордобитии у одного против четверых нет шансов.

– Спирту, Олеж, хотел? Вот спирт, – оборвал его мысли татарин, прищурившись и потряхивая бутылку с мерными рисками. В тусклом красноватом свете факела она казалось чем-то вроде алхимического сосуда с эликсиром жизни. Булькала забавно, радужные пузыри вздувались и лопались у пластиковой пробки.

– Только сразу предупреждаю, бухать не будем, – строго сказал Гусаров. – А рану обработать надо, хотя запоздали с этим. Рецепты эвенкийских охотников, оно, конечно, нормально, но нашим русским методам доверяю больше.

– Мне для анестезии надо. Ты ж пойми, страдаю… – татарин скривился и подкатил глаза к потолку, с хитринкой исследуя неровности бетона.

– Ладно, отхлебнешь глоток. Без закуси. И штаны спускай, рану посмотрим, – Олег бережно отложил пакет с едой в угол, за отворот полушубка и принялся откупоривать спирт.

– Экономишь? – хмыкнул Сейфулин расстегивая ремень. – Какой смысл, Олеж, если нас завтра пустят вдогонку за Ургином? Тут бы побаловать желудок последний раз, растворить беду в спирте к чертовой матери. Или надеешься пилочкой двери вскрыть? – он выгнулся, ворча от не проходящей боли и спуская штаны. – Вскроешь если, ну к примеру так, – вдруг ты мастер курочить железо – бежать тебе одному. Я со своей простреленной лишь обуза.

– Дурь не неси, – оборвал его Гусаров. – Если я на что надеюсь, то только, что Илюха разыщет Снегиря. Хотя мало в это веры. Практически ноль. И если разыщет, то вряд ли Снегирь чем поможет. А появление Бочкаревских еще в силе. Должны они появиться. Они или Нурс. Иначе, хрена мы здесь делаем? Ладно, надоело быть гадалкой. На глотни, – он протянул вскрытую склянку.

Сейф глотнул разом грамм пятьдесят. Слезы, навернувшиеся на глаза, выдали качество продукта: может, не чистый, но оборотистей водки раза в два. Язык и горло засушило, в желудке припекло, будто скатился туда тлеющий уголек. Асхат крякнул, роняя капли ядреной жидкости с губ, и спешно передал сосуд Гусарову. Глубоко вздохнул, раз, два, проветривая легкие от спиртовых паров, потянулся за пачкой сигарет. Олег тоже выпил. Вернее пригубил за компанию с татарином, попутно интересуясь, какого качества продукт раздобыл Герцев. Занюхал крепко сжатым кулаком, чуть посидел, наблюдая за прядями табачного дыма, и преступил к перевязке.

В этот раз прошло все проще. Сейфулин не корчился так от боли и позволял обращаться с простреленной ногой с больше вольностью. Обе дырки закупорились пеплом и свернувшейся кровью. Не текли, и то хорошо. Олег обработал ранки по краю спиртом. Потом из оставшегося куска рукава сотворил пару тампонов, увлажненных из бутылочки. Аккуратно наложил их, и снова прихватил, старой неважной повязкой.

– Илюша орел такой, – высказался Асхат, разомлев от горячительного и сигареты. – Думает, огрызок ножовки – типа ключ к нашей свободе. Ну, блин, наивняк зеленый. Чего он гнал насчет побега тебе в ухо? А то я не расслышал.

– Да гнал крепко, без тормозов, – Гусаров отмахнулся, но подсев к Сейфулину ближе, сообщил полушепотом: – Утром, видишь ли, ждет нас на развилке к Шадринскому промыслу. Так вот, все просто: мы в казематах, а Герц нам с дужком стрелку забивает. Он, оказывается, по лавкам успел прошмыгнуть. Купил дорожное шмотье или договорился о покупке чего-то там – не знаю. В общем, парень готовится к легкой прогулке до Земли чудес. Неймется ему. Думает, если в Пещерах свезло и он попал в теплую струю, когда есть легкие деньги, то за Самовольным Приделом все так же просто и красиво.

– Олеж, а представляешь, как чудно бы повернулось, если бы эта дверь для нас оп-ля, и отворилась? – Сейф кончиком окурка указал на створку, покрытую толстыми слоями облупившейся краски.

– За это не переживай, придет время – откроется, – с нехорошей иронией ответил Гусаров.

– Открылась бы так, что бы мы свалили отсюда. Хрен с ними, ружьями, патронами и скрябцами Снегиря. И с моим фонариком хрен. Просто пожить охота. Еще немного пожить хоть как-нибудь, но на воле. Голышом, разумеется, как мы, оно конечно не житье – все равно загнешься. С другой стороны шанс. Может, постучишь в дверь, попросишь, чтоб сторожевой кликнул Арапова или Панина?

– Утром решим. Если Бочкаревские не пожалуют, то у дела один оборот, а если нарисуются, то другой. Сейчас глотку драть не стоит.

– А если этим утром нас без слов за Придел и в расход? Тогда как? Тогда глотку драть не поздно будет?

Гусаров встал. Помолчав немного, взял Илюхино полотно и подошел к двери. Осмотрел щель сверху, потом, став на четвереньки и задрав голову, полюбопытствовал, как запор входил в паз. Там, где виднелся стальной стержень задвижки, зазор, увы, узенький – миллиметра три-четыре, но полотно в него входило с легкостью. Пролазило на пару сантиметров вперед и упиралось в накладную металлическую полосу. В этом вся заморочка: хода пилочке почти никакого. Елозить на месте – несколько зубцов туда, несколько сюда – таким способом за неделю запор не одолеешь. Но попробовать стоило. Мало ли, приноровишься, и пойдет легко. Может к утру сдастся матерый кусок стали. Не сдастся, так хоть для души успокоение, что пытался, тужился изо всех сил.

Олег, припав щекой к двери, слушал пару минут, не раздадутся ли в коридоре шаги охранника или его возня где-нибудь вблизи. Тихо было. Наверное, Генчик, проводив Илью, устроился в каком-то теплом местечке, коротая часы дежурства сном. Правильно, чего ему опасаться побега, если в казематах все так солидно, так ладно. Сунув полотно в щель, Гусаров начал пилить. Сначала с осторожность, затем со все большим азартом. Часто останавливаясь, чтобы отдохнула рука, сжимавшая неудобный инструмент, или когда поскрипывала дверь в дальнем конце коридора и слышалась шаркающая поступь тюремщика.

Часа за полтора Олег углубился в стальной язык запора меньше чем на четверть. Асхат все не находил себе места на полушубке, перекатываясь то на один бок, то на другой, и спрашивая в беспокойстве:

– Ну как? Чего там, Олеж?

Гусаров больше частью молчал, посапывая и с усердием водя полотном по неподатливому металлу. Позже ответил:

– Как, как… Хреново. Пропил пошел косо, полотно закусывает. Дальше будет хуже и хуже. Я так прикидываю, вряд ли что выйдет, – окровавленной рукой он смахнул налипшие на лоб пряди волос и пот.

– Пальцы изодрал. Намочи спиртом что ли, – проявил заботу татарин. – И отдохни, давай. Я попробую поджикать. Полчаса устоять вполне смогу.

– Ты бы лучше выспался, – Гусаров обтер руку о свитер. Крови проступило немного. Чего там мелкие царапины, только кожу подрал. – Поспи, брат, – настоял он. – Я как совсем от работы обалдею, так разбужу – ты возьмешься.

Поспать Асхату не удалось. Только Олег налег на неудобную пилочку, в коридоре послышались голоса.

– Бочкаревские? – Гусаров обернулся к Сейфулину и торопливо убрал горячее от работы полотно.

Разговаривали громко и шли неторопливо. Когда дверь в каземат распахнулась, оказалось, вовсе не друганы Эди Бочки, а сторожевой, тот же Гена, пускавший Герцева, и еще два охранника с автоматами. Гена зашел в камеру, не обращая особого внимания на Гусарова и Сейфулина, накрывшего полой дубленки склянку, поменял догоравший факел.

– Охрана, время сколько натикало? – поинтересовался Асхат, протирая глаза.

– Час скоро, – отозвался сторожевой, глянул на него и погасил старый факелок.

– По московскому? – с иронией уточнил Сейф.

– По кафравскому, остряк, бля. Я сейчас меняюсь, до утра заступает Слава по очень правильному прозвищу Беда. Глядите, чтобы вам беды не отгрести: здесь больше не курить, спирт прячьте хоть в задницу, – Гена указал на бутылочку, торчавшую из-под меха.

– Нормально все будет, – заверил Гусаров, опасаясь только одного: если кто-то из пещерных обратит внимание на засов, украшенный свежим пропилом, то беда разразится немедленно.

Но обошлось. Дверь заперли и отвалили, болтая в проходе о чем-то своем, веселом.

Гусаров пилил с небольшими перерывами еще, наверное, часа полтора-два, пока совсем изнемог. Пальцы не сгибались и больше не держали Илюхин инструмент. Затем взялся за дело Асхат, с неохотного согласия Олега, взбодрившись глотком спирта. Кое-как устроился, отставив раненую ногу и упершись в дверном проеме плечом, напал на злой металл износившимся ножовочным полотном, в котором зубьев осталось через раз. А пилить требовалось еще больше половины.

Сев устало на полушубок и вытянув ноги, Гусаров прикинул: не успеют справиться с задвижкой до утра. Самое обидное, что к тому времени, как с рассветом оживут пещерные проходы и бытовки охранников, останется пропилить в задвижке ничтожную малость. Что поделаешь, старались, как могли. Выложились… Олег, поглядывая на сгорбившуюся спину Сейфулина, нащупал склянку Герцева и в душе шевельнулось: "Не выпить ли? Может прав Сейф: взять и растворить беду в спирте к чертовой матери". Но сдержался, подсунул под себя полушубок удобнее и попытался уснуть. Только не спалось. Бродила в голове тревога, и пыхтение Асхата, звуки пилочки "вжик-вжик", давили на нервы, вместе с тем вспоминались гадкие события сегодняшнего дня. Вернее той его части, как распрощались с Сашкой Снегиревым и подошли к "Лому". Ведь до этого рокового события складывалось все неплохо.

В дальнем конце коридора снова скрипнула дверь. Не спалось сторожевому. Славу Беду носило по проходу чаще, чем Генчика. Мотался он туда сюда четвертый или пятый раз. В камеру пока нос не совал, хотя поглядывал, отодвигая в сторону железный пятак на смотровом отверстии. Вот прошел куда-то дальше, шаги стихли. Асхат выждал минутку и принялся терзать засов: вжик-вжик.

И вдруг громом небесным мат за дверью. Точно за дверью их каземата. Лязгнул засов, на пороге в полумраке здоровенная фигура сторожевого, глаза бешеные, АКМ наизготовку.

Гусаров понял, что спалились. Сейф ножовочное полотно прятать не стал. Зачем? И так все ясно.