"Земля без Пощады. Главы 1-9" - читать интересную книгу автора (Маслов Александр)

4

От Шума двинули сразу в Пещеры, сократив путь по навалам колотого льда между избенками. Сейф все озирался, не обозначатся ли где Бочкаревская сволота. Нервы все-таки пошаливали. Если явятся, что делать? Вскинуть двустволку и разрядить дуплетом? Если будут стоять кучно и недалеко, то картечь всех посечет. Правда, за этим сам не жилец. Раньше, чем докажешь свою правду, из тебя душа черной птицей в небо. Стреляли и в Приделе, и в самих Пещерах часто. Вон "Горячий Лось" что в питейном зале, что снаружи хранит в бревнах следы десятков пуль, и кровь на полу так въелась, что навеки. Такого сорта разборки оба верховоды решительно не одобряли: если виновники свои, самовольцы, то могли отлучить от поселка на серьезный срок или навсегда, а если захожие, то расстрелять смели за стеной без лишних вопросов. Помнился случай, когда четверых из шахт натурально повесили за то, что в перестрелке с их с местными буянами пострадал племянник Хряпы. И висели шахтинские неделю посреди Придела, качаясь на свирепом ветре. Их промерзшие насквозь тела бились о столб, и звук стоял такой неприятный, будто в двери постукивает чурбаком сама смерть. Но карательные меры не слишком работали: народ даже в лютую стужу горячий, и сначала пускает в ход ножи, стволы, и только потом вспоминает, что это может кому-нибудь не понравиться. Да не везде же у верховод глаза и уши. Частенько к утру в Пещарах или под избами лежал окоченевший труп, а то и несколько, и никто не мог предположить, откуда такое горе горькое свалилось.

Ближе к ступеням, взбивавшимся по неровностям скалы, располагался автопарк самовольцев, обнесенный низкой, грубой оградой точно загон для скота, и основательно засыпанный снегом. Машин под огромными сероватыми сугробами уже не определишь, только грязно-зеленый передок "Урала" торчал из-под обвалившейся снежной горы. Гусаров помнил, что кроме грузовика, чудом добравшегося по бездорожью до Пещер, хранилось здесь несколько "Нив" и "УАЗиков" и пара джипов. Остальной транспорт, тянувшийся по мудреным дорогам кряжа еще до Девятого августа остался длинными колоннами в низинах, а затем его смыло бурлившей повсюду водой. Большинство машин под скалой раздербанили до основания – пустили на металл. Действительно, чего толку с них, если баки пустые? В первое время после падения астероида, когда вокруг бушевали сумасшедшие ураганы, и клокотала вода, бензином и солярой здесь по глупости грелись – сожгли все, и никто не думал, что колесная техника может весьма пригодиться. Сейчас бы вдохнуть жизнь в погребенный снегом и людской беспечностью "Урал", сколько можно полезных рейсов на нем сделать в тот же Оплот или рудные шахты! Многометровая толща льда, слежавшегося снега по низинам и складкам гор сровняла ранее непреодолимые преграды, и можно найти дорогу в любой конец кряжа, даже за его пределы. Было бы только топливо. И может, будет оно. Несколько умников, работающих на Скрябова, придумали, как из пирита извлекать серу, затем производить серную кислоту. Кислотой в пластиковых канистрах заливали опилки и путем каких-то хитрых махинаций целлюлоза превращалась гадкую муть, содержащую глюкозой. Ну а дальше все просто: сбраживай эту гадость в тепле и заботе, гони с нее ядреный самогон или по-умному спирт этиловый. Хреновый, если честно, выходил самогон. В первый день эпохальной алхимии Скрябов все двадцать литров продукта позволил распить. Кто ж от халявы откажется? Заметная часть поселка ходила пьяной, а на следующее утро смертельно больной: одни блевали чуть ли не потрохами, матерились и тряслись, у других от головной боли едва глаза не лопнули. Несколько человек в печальном итоге померло. Но, так или иначе, поднабравшись опыта, самогон нормальный производить научились, очищали его по-всякому, фильтровали, отстаивали. В результате, что в "Горячем Лосе", что "Китае" или "Иволге" появились горячительные напитки. В каждом заведении свои, фирменные, то на скорлупках кедровых орехов настоянные, то на мерзлой бруснике или кислице, прочих ягодах – пить можно, но дорого. Только большей частью Скрябов использовал самогон не для попойки народа, а для изготовления чистого спирта под свое великое детище: переделанный бензиновый двигатель, неровно фырчавший теперь на этаноле. И фырчавшего не ради забавы, а крутившего электрогенератор: во многих уголках пещеры желтел электрический свет. Огромный додельник этот Скрябов, хоть и деньги дерет за всякую мелочь, богатеет словно Крез, но и польза от него ощутимая в поселении и на сто километров вокруг. И железо по его инициативе плавить начали, ковать всем необходимый инструмент, и порох делать, и товаром торговать не натуральным обменом, а цивилизованно – за монеты.

Уже ступив на лестницу, Гусаров задержался, схватившись за перила и глянув на снежные горки над автопарком. Кроме машин в глубоком снегу покоился Снегиревский мотоцикл – девятьсот девяностый KTM Adventure с дельными наворотами. Совсем угробила его вечная зима или жив еще железный коняка? Бензину бы… А свой байк Олег потерял в Кривой теснине. Ездили тогда с Робертом на выручку к шахтинским – их осадила банда. Славно отстрелялись, помогли ребятам, только на обратном пути бак до последней капли высох высох. Тянул Гусаров свой безотказный Suzuki километров десять в разбушевавшемся ветре. Снег хлестал так, что казалось, забивается не только под одежду, но и под кожу. Тянул, тянул – бросил, иначе бы сам с ним лег, не добравшись до поселка. Потом ветры поднялись еще злее, и снегом завалило к чертовой матери все вокруг. В каком месте лежит байк, не отыскать.

– Жрать хочу, Олеж, – подал голос татарин, поднимаясь расшатавшимся ступенькам ко второму этапу. – Разоримся на чего попроще? Уха с приличным кусочком щуки у Мерзлого по шестьдесят копеек, а грибная похлебка по семьдесят. Мы с Кучей последний раз кушали. Перловка там, корешки распаренные, перышко пещерного лука – вкусно…

– Разоримся, – желудок тянуло слишком, и у Гусарова не имелось сил возражать. – Я вот думаю, если Бочкаревских здесь не окажется, что делать будем? Может к Скрябцу на поклон, попросим работу?

– Целковый в день платит, иногда полтора – я узнавал, – Асхату такой вариант рассматривать не слишком хотелось. Он кивком поздоровался с малознакомым мужичком, тащившем сверху тяжелую сумку.

– Это если снег разгребать и лес валить. Может у старого жмота есть занятия поинтереснее, – Олег повернулся, осматривая поселок с десятиметровой высоты. Здесь – не в Черном Оплоте: порядок, цивилизация. В то время как по всей округе поселения мельчают и вымирают, самовольцев только добавилось. И хаты строятся, и люди заняты делом, над тремя ровненькими улочками Придела точно парит дух надежды да веры, что будут живы и через год, и через два. А вдруг отсюда и начнет отсчет новый век человечества? Хотя против такого расклада кроме планетарной катастрофы может быть еще одна силища – кафравцы. Их звездолет, промелькнувший темно-синей громадой недалеко от Оплота, видел Гусаров в начале сентября. Зимаки, мерхуши, еще какая-то странная напасть, появившаяся в южных районах кряжа – все это не дело ли кафров? Ведь не существовало такого зверья на Земле, и не с астероидом же оно свалилось на наши человеческие головы?

– Какое другое? – оборвал его мысли Сейфулин, пропуская троих спускавшихся самовольцев. – В охрану думаешь? Так в нее захожих не берут. И далеко не всех из местных, а только по блату из приближенных верховодам.

– Не об этом я, – Гусаров хмыкнул: Сейф объяснял ему прописные истины словно пацану. Разговорился уж слишком. Понятно, нервничает. – И охрана не для меня. Как и не для тебя. Мы люди вольные на месте не усидим. У Скряба все больше интересов за пределами Пещер. Сечешь? Ему для производства то руду надо, то разного сорта минералы. Что-то есть у шахтинских, что-то возле Оплота и Выселок. А мы – ходоки, могли бы помочь в налаживании связей. И есть еще одна идейка…

– Ну-кась, озвучь.

– Так она, пока в зачаточном состоянии. Эмбрион, бля, – ему на вид пока нельзя, – попытался отшутиться Олег.

– Не, ты скажи. Давай, хоть передо мной не темни, – татарин, поднимавшийся первым, притормозил. И было по его виду понятно, что не отцепится, не пропустит вперед, пока Гусаров не разговорится. Стал как скала на фоне другой скалы, сходящей к Приделу заснеженными уступами, рассеченной трещинами.

– Короче так, брат, идея навороченная, но как все умное, ее не так просто довести до ума, – Олег оперся на перила. До входа оставалось еще шагов двадцать, и если кто стоял возле люка, то вряд ли услышал бы. – В автопарке их есть байк Снегиря. Мы ж вместе сюда с ним дули от самого Красноярска. Жена моя, дочка и Снегиря братан на микроавтобусе со знакомыми, а мы Санькой и Харлеем на мотоциклах. Ладно. Не в этом суть. Хочу его байк. KTM Adventure меж прочим, но тебе, татарину, это ни о чем не говорит.

– Говорит, Олеж… Рехнулся ты, – Сейф хохотнул и обернулся на мужиков, высыпавших на площадку пред входом, затем простер руку к святилищу Орзаза и возгласил: – О, Истра белоснежная, воздай каждому, по желаниям его! Гусарику крутой байк! Мне хотя бы миску наваристой похлебки! Ну, заказывай, чего тебе еще надо?! Виллу с видом на теплое море? Яхту с ласковыми девками?

– Дурилка. Идем, там расскажу, кто из нас рехнулся, – Гусаров подтолкнул друга вверх.

Что пошли к южному входу – правильно сделали. Подниматься сюда значительно выше – все равно что пожарной аварийной лестницей на девятиэтажку, но взамен в этой части пещер всегда меньше суеты. На северную коротенькую лестницу как глянешь, так там без конца движение: волокут дрова, носилки с рудой, мешки с опилками, по мелочи добычу из тайги, просто тусуются от безделья.

Сейфулин вошел, закрыл за собой окованную толстым железом дверь, и оба они остановились в полумраке. Следовало подождать пару минут, пока глаза обвыкнутся после дневного света. Ход начинался с бетонной арки. Ютившаяся в верхней точке лампа, убранная по-совдеповски стальной решеткой, конечно, не светила – слабенький апельсинового оттенка свет давали факела, торчавшие из проволочных держаков дальше. Бетон у входа и дальше клали не самовольцы – куда им даже при всем техническом могуществе по нынешним временам – а военные задолго до Девятого августа. По серьезным слухам здесь в средине прошлого века располагались то ли бомбоубежище со складами на случай ядерного кризиса, то ли какой-то важный объект РВСН, ликвидированный уже по Ельцинскому безумию, мол, скорее мечи на орала, Америка – мать родная, полюби нас. И Америка любила во все возможные отверстия. Сооружение это хоть и давным-давно заброшенное, оставалось настолько прочным, что без сомнений выдержало бы прямой ядерный удар. Когда первые месяцы после падения Головы Горгоны – того самого астероида, перевернувшего мир Девятого августа – весь кряж ходил ходуном от не прекращавшихся землетрясений, Пещеры не особо пострадали. Случилось несколько обвалов в шестнадцатом проходе, втором низовом и дальних залах, но все это мелочи, ведь никого не придавило, если не считать сторожа и части склада (шестнадцать тон гречневой и ячневой крупы до сих пор покоились под неподъемными глыбами). Народ сначала боялся и предпочитал обитать подальше от скалы, в палатках, наспех срубленных избах, но потом свыкся, утвердился, что Пещеры – вполне надежное укрытие.

– Мысль такая, – негромко продолжил затухший разговор Гусаров. – Известно от знающих людей, будто Скрябов собирается наладить производство бензина из опилок или торфа. Есть у него в приближенных несколько толковых химиков. Видишь же, на спирте их генератор неважно дырчит – двигатель все время глохнет, а переделать его без токарных работ никак. Вот они и задумали перейти на бензин, что вполне грамотно с их стороны. Будет бензин, и автопарк, стоящий без толку, задействуют.

– Какой автопарк, Олеж? – Сейф минуя центральный коридор, повернул в девятый проход. С вентиляцией здесь хуже, ощутимо воняло дымом. Впереди шагах в пятидесяти мерцали факела, бросая красные блики на закопченный известняк. – Разве не в курсах: все машины переплавили на металл. После удачной январской ходки мы с Сэмом сидели в "Китае", обмывали прибыль. Так мне по пьяне местные кресло с "Нивы" пытались насунуть. Ну так, ради хохмы. А я чуть не взял – чего там сорок патронов, когда в желудке пол-литра самогона, и мир кажется теплым и добрым. Думал, поставлю прямо в питейном зале как неизменно мое место и нацарапаю на нем: "Достопочтимый трон Сейфа. Не садись – жопа треснет!".

– Знаю эту историю. А машины разобрали не все. "Урал" не трогали, и "Уазики", что-то еще там Скрябец не позволил. Мысль мою ловишь? Вижу – нихрена, – выразил досаду Олег. – Вот пока пещерный люд тупит, как и ты, неплохо бы обзавестись собственным транспортом. Хочу байк Снегиря хотя бы во временное пользованье. Как только бензин появится, есть шанс немного выторговать через Тимоху. Нам бы литров десять-двадцать для старта. А там смотри какие перспективы: рейс в Озерное на своих двоих не неделю туда – сюда, а на колесах всего за день. За день! Рыбы привезли килограмм тридцать, и мы – короли. Это, Сейф, доход за сутки…

– Тридцать, а то и сорок целковых, – быстро подсчитал Асхат, помня разницу в цене за прошлый месяц.

– Если на северные шахты, то даже при самой неважной дороге двое суток в оба конца. Представляешь? На северных золото понемногу ковыряют. В обмен на патроны и самогон аж трехкратный доход. И охота там есть: куропатки, зайцы, бывает олень и писец. Ты-то туда не ходил. И почти никто туда не ходит, потому что далеко, и кругом волки, мерхуши. Мы с Ургином, когда-то сунулись в те пределы, думали заработать. И можно там заработать. Северным только спирт и порох вози, они сразу зашевелятся, золото начнут намывать с дурным азартом. Только пешком к северным нереально, а на байке – нет проблем. И по барабану те же волки.

– Какой байк? Ты там в снегу утопнешь!

– Только не мне это рассказывай. Я в прошлой жизни с Харлеем по Восточным Саянам так зимой покуралесил, что уж могу определить, где два колеса пройдут, а где нет.

– Ладно, Олеж, помечтали и ладно. Мысль твоя ценная, но пока нет бензина, и Снегирь свою тарахтелку тебе не презентовал. И денег у нас нет на самое простое, нужное, позарез. Идем в "Иволгу", позволим по миске рыбного супа, – Сейфулин остановился у развилки, где левый проход расширялся. И дальше в дрожащем свете факелов, виднелась обычная пещерная жизнь.

До вмешательства строителей военного объекта здесь начиналась протяженная пещерная полость, но армейцы выровняли пол сколотой, покрытой стяжкой породой – повсюду виднелись следы стальных зубьев отбойников, а обширное пространство разделили перегородками из блоков известняка и грубых бетонных перемычек. По искривленному своду тянулись жирные кабели силовых коммуникаций и линии связи. Как их пытливый ум Скрябова не догадался пустить на переплавку? Ведь цветной металл с некоторого времени тоже в цене. Начали же умельцы лить латунные гильзы под двенадцатый и шестнадцатый калибр: благо порох есть, и придумали, как заново использовать капсули.

Справа и слева по широкому – метров в семь-десять – проходу располагались кельи, где основалось большее число самовольцев. Кельи здесь и в других пещерных залах разные: большие, где пригрелось душ по двадцать и места еще оставалось, хоть танцуй, и малые, где лишь пара набитых опилками тюфяков и деревянная колода. Кельи с дверями и без. Сорвали многие железные двери по решению Хряпы и Михаила Ивановича, когда остро встал вопрос о металле. Плавить из руды хорошее железо тогда еще не научились (и если по-честному, то до сих пор из самовольной плавильни выходила редкая дрянь, едва пригодная для гвоздей, молотков да всяких неказистых поделок – звонкий топор или пилу с такого основы точно не сделаешь). Народ, как умел, протестовал против дверного грабительства: как же всем охота иметь свой относительно изолированный уголок, где можно закрыться от бед и досадности пещерного общежития. Даже имелся на этой почве серьезный бунт со стрельбой и ранеными, но верховод не переспоришь, у них власть, а главное, у них пища . И красовались теперь на дверных проемах то кое-как сколоченные доски, то замусоленные занавесы, одеяла, то вовсе зияла дыра, в полумраке которой угадывалась чья-нибудь небритая рожа или задница, пускающая вонючий пар на тюфяке. В проходе, где освещение халявное – ведь смоляные факела за поселковый счет – днем тусовалось больше всего народу. Здесь точно в общем дворе: и сплетни складывали, и какую-нибудь мелкую работу делали – стирали белье в деревянных корытах, штопали одежку, мастерили различную утварь; здесь же читали книги, уцелевшие с лучших времен, перекидывались в картишки или под визг испуганных дам били друг другу лица.

– Гусарик, ты что ли? – окликнул Олега парень в дутой нейлоновой куртке, стоявший у бетонной опоры с несколькими другими приятелями лет двадцати пяти.

Издали Гусаров не сразу признал Герца – Илью Герцева, знакомого еще по Красноярску. Троих его хмурых дружков Олег помнил мутно: ну продавал им с Кучей медикаментозу, ну пересекались от скуки разговором в Приделе, чего и как – не особо важно.

– Я что ли, – подойдя ближе, Гусаров шлепнул по его раскрытой пятерне своей, отмечая, что рожа у Илюхи бритая, и вид по нынешним временам франтоватый. Необтрепанные джинсы, лихо заправлены в альпийские ботинки – не по каждому такое добро! – Красава, смотрю ты весь в ажуре. Как оно, пещерное бытье? – поинтересовался Олег.

– Нормально бытье-мытье. Ургин где? – грубовато оборвал его Нурс, шагнувший широко от простенка.

– А в чем проблема? – Гусаров смахнул со щеки упавшие волосы, поворот разговора что-то изначально не нравился. Нурс, конечно, человечек отчасти приближенный к Хряпе, но это не значит, что нужно базарить с наездом.

– Да есть проблема, брат, – не сводя тяжеловатого взгляда с ходоков, Руслан Нуриев достал пачку сигарет, неторопливо вытащил одну и зажал фильтр губами. – Ургин мне нужен, – процедил он и, щелкнув зажигалкой, довесил: – Край как.

– Извини, с собой его не ношу, – хмуро отозвался Гусаров. Посвящать каждого во вчерашнюю трагедию было глупо. Тем более Нуриев и скалившийся рядом с ним Леня Басов – не те люди, которым хочется сразу с душой нараспашку.

– Ты не дерзи, а? – влез в разговор Бас. – Сказано, Ургин нужен – ответь, где, и вали своим ходом.

– Дело в том, что хреново сказано, – заметил Сейфулин, хотя Олег не собирался продолжать разговор, и уже направился в сторону "Иволги". – Если чего надо, то гонор прикрути.

Физиономия Баса побледнела, и черные, ровно подстриженные усики на ней оттопырились. Двое, стоявших тесно к Илье Герцеву, мигом притихли. Каждый нутром почувствовал: сейчас выйдет буча, ведь ходоки – ребята непростые, тем более те, что в команде Ургина.

– Ушлепки дранные, это вы меня прикручивать будете?! – возвопил Бас на весь проход.

Гусаров медленно повернулся и проговорил в полтона:

– Неосторожный ты, Басок. Видать, беды еще за свой язык не отгребал. За ушлепков-то можешь ответить, – краем глаза он заметил, ладонь Нурса лениво так и будто невзначай поднялась к ремню – там топырился кожаный чехольчик охотничьего ножа.

Выхватывать свой "Крок", видавший на остром жале даже кровь зимака, Олег не спешил. Ведь если тесарь обнажил, то надо в ход пускать. Иначе это несерьезные понты, после которых пойдет о тебе слава как о мндражисте и шумогоне. Еще успел заметить, как татарин опустил правое плечо – известная его уловка, чтобы ловко скинуть ружьецо. Стрелять здесь, в толпе картечью Асхат не станет, а прикладом кому-нибудь в морду очень горазд. При должном настрое ударит так, что мозги фонтаном из ушей. Только осложнение: за Нурсом трое и те парни, что с Илюхой тоже посмеют вписаться, конечно же, за своих, пещерных. Вообще, затевать мордобой на чужой территории – дело неприятное. А с другой стороны оставить без внимания такие разговоры никак нельзя: уважать перестанут, а потом и вовсе ноги начнут вытирать.

– Извинись, балабол, – Гусаров шагнул к Лене Басову, не сводя с него темного как ночь взгляда.

И тот взгляда не выдержал, увел раскрасневшиеся глаза в сторону. С Гусариком, так чтобы в склоке, Бас еще не пересекался, и аж копчиком прочувствовал сейчас, что сморозил глупость.

– Отвали от него, – попытался исправить положение Нурс. В его руке, отражая свет факела, блеснуло лезвие.

Карабин на спиной в таких неприятных вопросах ох как мешает, но Олег к неудобству привык. Кулак левой будто дернулся к подбородку Нуриева и, едва Руслан отклонился, правой Гусаров перехватил запястье его лапы с ножом. Взял на излом, отходя в сторону и резко заводя предплечье Нурса за спину. Сейф напомнил о себе Басу коротким тычком приклада в живот. У того в миг из пасти воздух вылетел с хрипом и смачными брызгами слюны. Тут же двустволка повернулась черными зрачками к дружкам Нуриева.

– Не шалить! – предостерег Асхат.

Самовольцы, все что находились вблизи, бросили пустые занятия, с ропотом столпились ближе к бетонной колонне, образуя полукруг.

– Сука-а-а!.. – рычал Руслан, припав на колено и страдая от боли в заломленном предплечье.

– Давай так, Русик, – Гусаров перекинул его нож свободную руку. – Если у тебя какое недовольство или неприязнь ко мне с Сейфом, то можно хоть на кулаках, хоть на тесарях нос к носу. Здесь и сейчас. Или назначь время и место. Мы понятливые, ради развлечения тебе, щенку, большие скидки. Ну? – Олег поднажал, и Нурс вместо ответа разразился матами.

– Тогда как знаешь, – Гусаров, освободив толчком Руслана, оглядел молчаливых ребят возле Илюхи. Помахал трофейным тесарем и запустил его в дощечку, пришитую под силовыми кабелями. Острие с глухим ударом вошло в древесину на дюйм. Вот так, пусть теперь Нурс попрыгает за ножичком, ведь высота метра три.

– Пошли? – усмехнулся Асхат, обращаясь к Олегу.

Гусаров одернул полушубок, поправил ремень карабина, и зашагал через расступившуюся толпу. Нехорошо получилось. Внешне, конечно, лихо, типа эффектно с точки зрения пацанов, глядевших на него из-за кипы поленьев с восторгом, но на деле нехорошо. Нурс позора хватанул при всех, а он не из тех людей, которые подобные вещи забывают. За его спиной много отвязанных ребят, и влияние у него здесь все серьезнее. Но по-другому с ним было нельзя.

– Чего на них нашло? – вопросил Сейфулин, обращаясь то ли к Олегу, то ли к самому себе. – Странно как-то. И какой интерес к Ургину, да еще так чтобы начать с наезда? Вроде никогда общих дел не водили.

– Сам не возьму в толк. Скоро разберемся, они еще дадут о себе знать. Слухай, татарин, а не заказать нам к похлебке по стопочке их самогона, что на бруснике? – неожиданно предложил Гусаров. – Хрен с ним, с целковиком. После вчерашнего что-то серо на душе.

Асхат хотел уже выразить одобрение завлекательному предложению, но у поворота их нагнали торопливые шаги, и раздался голос Илюхи:

– Олег, тормознись, а?

Гусаров повернулся, глянув на запыхавшегося Герца потом на спелых возрастом баб, выжимавших стираное белье над куском полиэтилена.

– Извините, задница вышла. Нурса, конечно, неправильно занесло, – продолжил Герцев. – Дурак-человек, привык из себя корчить крутого мэна.

– И что теперь, ты типа послан миротворцем? – хмыкнул Асхат. – Так нас его заносы не колышут.

– Да я понимаю… Но без шуток, Ургин в натуре нужен. Очень! – последнее слово выкаталось из него тяжко, точно пушечное ядро.

– Ты, Илюш, с ними что ли? С Русиком, Басом? – полюбопытствовал сквозь прищур Сейф.

– Как бы да, – Герцев неохотно кивнул и сунул руки в карманы куртки, захрустев плотным, еще не обтрепанным нейлоном. – Заморочка у нас временно общая.

– Красава, – усмехнулся Олег. – Нашел с кем морочиться. Ну, растолкуй, зачем вам Ургин? Давай, мы послушаем, а там решим, так ли он вам нужен.

– Я мало чего знаю, и неудобно здесь, – Илья повертел головой, давая понять, что при снующем в коридоре народе речь вести не хотелось бы.

– Мы к "Иволге" топаем, – разгадав его затруднения, сообщил Гусаров. – Может, проводишь? По пути поболтаем.

– Давай к "Иволге". Чего ж нет? Провожу и самому перекусить бы неплохо, – согласился Герцев. Повернулся, проверяя, не увязался ли следом кто из друзей Нуриева, поднял воротник и зашагал за ходоками.