"Михаил Коршунов. Подростки" - читать интересную книгу автора

Человек в темной комнате ковырял пол. Федя зажег свет. Отец снимал
паркет. В руках у него было долото. В уже свободных от паркета местах зияли
простые некрашеные доски, которые обычно лежат на полу под паркетом. Стоял в
комнате мешок, куда отец ссыпал добычу. В комнате почти не было мебели, и
снимать паркет было нетрудно.
Федя прижался к дверному наличнику. Отец поднял голову, взглянул на
Федю:
- Осуждаешь, - и сделал несколько нетвердых шагов. - Весь в мать.
Остановился, выронил паркетные досочки, которые держал в руках.
- А зачем мне два пола, а? Два... - Он показал на пальцах два. - Что я,
буржуй? Или вот ты, буржуй? Обойдемся одним. - Громко притопнул по
некрашеным доскам. Покачнулся, с трудом удержался на ногах.
В депо Федя не любил старика Лиханова за несправедливость по отношению
к ребятам. Примитивность, жестокость. Но отец превосходил Лиханова, потому
что пил, а это, по мнению Феди, предельная жестокость и к себе самому, и к
окружающим тебя людям. Водка лишила Федю отца. Он приводил отца домой из
подворотен, где среди склада пустых ящиков какого-нибудь магазина-гадюшника
отец коротал вечер со случайными друзьями, ездил за ним в вытрезвитель,
бегал по знакомым - отдавал долги, пока знакомые еще одалживали отцу деньги.
Человек опускался, зверел, мучил Федю и мать, будто доставлял себе этим
последнюю и страшную радость, от которой ему самому, очевидно, бывало жутко,
когда он пробуждался после хмеля и к нему возвращалось что-то человеческое.
Федя в такие дни пытался бороться за него, но отец вновь "заламывал стакан"
и вычеркивал из своей жизни, выбрасывал жену и сына.
- Я паркет продал. Тут одному прорабу. - Отец показал теперь один
палец. - На Тишинке... понял? Сговорились мы сегодня. Добрая душа, задаток
отслюнил.
Отец давно уже продал на Тишинском рынке все, что мог. Федя и мать
держали для себя у соседей по лестничной площадке раскладушки и постельное
белье. Теперь отец продал даже пол.
- Твой тут меня пугал. А? Вышлю, говорил, из Москвы. А? Вышлю...
Отцовских прав лишу... Ты мне скажи, говорил он?
Отец имел в виду Скудатина, который несколько раз приходил,
разговаривал, и отец присмирел: оставил в покое мать и Федю. Да и зарплату
ему на руки теперь не выплачивали, а отдавали матери. Заставили отца явиться
в райисполком и предупредили, что, если не прекратит тиранить семью, его
вышлют из Москвы.
Федя молчал, наблюдал за отцом.
- Что же он не приходит? - не унимался отец. - Где он? Куда подевался?
Гад ползучий! Моллюсок!
Отец постепенно повышал голос, лицо становилось тяжелым, багровым, и
глаза тоже наливались тяжелой неподвижной кровью. В уголках рта скапливались
белые комочки слюны.
- Мастер - отец родной! Так вы у себя говорите? Блошиная команда! Я
отец родной! Единокровный!
Он отшвырнул долото, и оно откатилось и ударилось о стену, разодрав
обои.
- Я твой отец родной!
Федя по-прежнему молчал.
- Изобретатель!.. Ищу-щий... - Отец едва выбрался из этого слова. -