"Евгений Коршунов. И придет большой дождь...("Гвиания" #2) " - читать интересную книгу автора

Это он крикнул Анджею Войтовичу, молча стоявшему все там же, у канавы,
и растерянно наблюдавшему всю сцену сквозь профессорские очки в тонкой
золоченой оправе. Потом он опять обернулся к Петру и поднес руку к козырьку.
Офицер-летчик теперь уже знал, что делать, - он подчинялся приказу:
- Езжайте!
Маленький солдат с сожалением смотрел на кинокамеру, пока Дарамола
торопливо кидал в багажник распотрошенные чемоданы. Свои вещи он складывал
аккуратнее, несмотря на весь страх.
Мотор машины взревел.
Летчик махнул рукой:
- Езжайте!
Жак зло сплюнул и ткнул шофера:
- Ну!
Повторять приказание не пришлось. Первые полсотни миль ехали молча.
Затем Дарамола с облегчением сказал:
- Они хотели нас расстрелять!
- Ерунда! - усмехнулся Жак.
- Нет, хотели. Я понимаю их язык. Они южане.
- Ты трус, как и все твое племя! - отрезал Жак.
Ветер гудел за поднятыми стеклами, врывался в кабину сквозь
вентиляционные отверстия на щитке приборов. Пассажиры молчали.
- Никакого приказа из штаба, чтобы нас пропустили, не было, - опять
заговорил Дарамола. - Полукровка сам все придумал...
Ему никто не ответил. Каждый был занят своими мыслями, каждый боялся
высказать чувства тех нескольких минут у канавы перед маленькими черными
автоматами. В том, что эти автоматы могли заговорить, никто из пассажиров не
сомневался. Но каждый боялся признаться в этом даже самому себе и, конечно,
не желал, чтобы об этом знали другие.
Горло Петра горело, оно было сухим, как саванна. Жак достал из-под
своего сиденья рядом с шофером две банки с пивом, ловко пробил их ножом и
протянул одну спутникам.
- Андре! Питер!
Войтович отрицательно блеснул очками. Тогда Петр припал к отверстию в
банке. Пиво было горькое, теплое, противное, оно впитывалось в нёбо. Горло
горело по-прежнему.
Жак отпил половину банки и протянул ее водителю. Дарамола молча взял ее
и, не замедляя хода машины, выпил одним глотком. Затем, приспустив боковое
стекло, швырнул банку на асфальт. Она покатилась, поблескивая золотистыми
боками.
Анджей развернул карту. Квадрат, который пересекала жирная синяя
лента, - река Бамуанга.
Жак обернулся на шелест бумаги. Белокурый, зеленоглазый, с кожей,
желтоватой от противомалярийных таблеток, он почему-то казался здесь не от
мира сего рядом с чернокожим Дарамолой, Петром и Анджеем, красным от
солнечных ожогов.
- Если мятежники победили в Луисе, - сказал он, - мы проедем через мост
спокойно. Если нет, то, будь я командиром первой бригады, я бы этот мост
взорвал.
- До него четыреста миль от Каруны! Даже... - Войтович любил точность.
Он пошевелил обветренными губами, подсчитывая. - Даже... четыреста двадцать