"Владимир Короткевич. Оружие [И]" - читать интересную книгу авторасоображения", какое "благородство цели" могут обелить такого, могут
помешать назвать его настоящим именем "преступника против человека" и "убийцы"?! "Чего моя нога хочет". И люди настолько боятся вот такого, что один, невинный, умер от удара, когда вызвали. А граф дал дочери письменное разрешение выйти второй раз замуж, не разводясь с первым мужем. Чуть не втянул Россию в конфликт с Грецией: принял греческого консула в полной форме за шталмейстера [буквально - начальник конюшни (нем.) - придворный чин в царской России] и циркача Сулье, который ходил в расшитом золотом турецком мундире и накануне просил у Закревского разрешения выступать. А прочитав, крикнул консулу (потому что торопился на большой пожар, любителем которых был): - Пляши, сукин сын, скачи, прыгай! Разрешаю, так твою и разэтак! Дорого же стоили этой несчастной Москве годы его административного увлечения! Распоясался, сатрап. Насчет реформы только и сказал: "В Петербурге глупости задумали"... - Ваш извозчик едет, - сказал купец. Из снежной сетки приближался экипаж. К счастью, не калибер, а первосортные сани с полостью и верхом. И кучер дородный и хорош собой - не "ванька" в плохоньком армяке. Кафтан - новенький, сбруя - с бляшками, пара лошадей - сытые. - Ну вот, - сказал старик. - Теперь и моя очередь. - А вы откуда же? - Рогожский... С Малой Андроньевской. Алеся словно что-то толкнуло. Малая Андроньевская? Рогожские Палестины ближе не к Рогожской, а к Покровской заставе. Как было бы удобно... Волк никогда не нападает у своего логова. А тут и Камер-Коллежский вал, граница города. - По старому согласию живете? - спросил он. - Издревле препрославленные, - немного тише сказал старик. - По рогожскому кладбищу. - И наверное, не новоблагословенные. Старик опустил было голову и вдруг твердо, хотя и исподлобья, взглянул на Алеся: - Священства от никониан не приемлем. Если до этого Алесь и сомневался, то теперь все сомнения рассеялись. Осторожность осторожностью, но это был настолько удобный случай, что стоило рисковать. Ибо никуда не годится тот игрок, который не умеет без раздумий схватить за шкирку случайность. На Рогожской не было пришлого элемента, тут никогда не пускали чужих. Этот тугой и гордый мир выталкивал из себя всех не своих, как ртуть выталкивает железо: "Не лезь, не суйся, у нас свой нрав, свой быт, свои обычаи". И сей гордой независимостью эти мужики, эти купцы, то бишь те же вчерашние мужики, чем-то напоминали наиболее старозаветную часть Алесева окружения. Пусть заскорузлость, пусть дикая косность - эти люди были из обиженных, а значит, в чем-то братья. Не воспользуешься - другого случая может не представиться. - Что же ты стоишь, Кирдун? - сказал Алесь. - Уложи в сани кофр его степенства. |
|
|