"Владимир Короткевич. Цыганский король" - читать интересную книгу автора

проникая в тыл врага. Среди мужественных защитников возникла паника.
- Нас предали! - закричал кто-то.
Одни защищали награбленное, другие боролись за высокие идеалы добра и
потому, вдохновленные зрелищем паники, как львы, бросились на мерзких и
вероломных врагов. В следующий миг их схватили, связали и, оставив лежать
на полу в углу залы, рассыпались по покоям.
Звон стекла, падающая посуда, треск мебели. Часть доблестных
победителей занялась реквизицией трофеев, вторая бросилась искать винный
погреб. Запылали факелы, загорелся на отшибе подожженный кем-то сеновал,
придавая фейерверку еще большую торжественность.
Бочки выкатили на лужок, вылив половину их содержимого на лестницах.
Выбивали днища, припадали к красным фонтанам жадно, будто отравленные. У
бутылок отбивали горлышки. Пылали костры, из хлевов долетало отчаянное
блеяние овец и недоуменное паническое кудахтанье кур.
Через час на кострах жарились огромные куски говядины, поворачивались
на вертелах целые овечьи туши. Вино лилось рекой.
Дикими глазами смотрел на это опустошение Яновский. Это была нищета.
Ворвались, словно дикие гунны, и уничтожили весь достаток.
А на крыльце, освещенный заревом, стоял король Якуб и, опираясь на
саблю, смотрел на огонь, как Нерон на пожар вечного города.
Лужайка перед ним напоминала поле битвы: в картинных позах, сбившись в
кучу, лежали люди; качаясь, бродили раненные в битве с Бахусом.
Шляхта пила в зале. Ели, пили, снова ели и снова пили. Говядина,
баранина, жареные гуси, кюммель, мед, водка - все исчезало в бездонных
утробах, и Яновский чуть не плакал. Яновщина была опустошена до конца.
Наконец и он сам начал есть и пить. Что поделаешь?
Стоны в углу на миг приостановили пир. Они напоминали жалобы грешных
душ в аду, но это стонали побежденные.
- Развяжите, развяжите нас. Есть хочется, есть. Разоряться, так весело.
Король Якуб, которого поддерживали под руки, подошел к поверженным.
- Ага, помилования просите. А поместье отдашь.
- Отдам, досточтимый рыцарь, отдам.
- Говори "король".
- Король, дорогой, король.
- Так вот, из поместья - прочь. Попробуешь захватить снова - голову
сверну. Отдашь пану Яновскому двадцать коров, тридцать овец, шестьдесят
гусей и все другое - по числу съеденного и выпитого. Иначе - конец тебе.
- Хорошо, отдам, отдам.
- А простить тебя - дело хозяина. Сейчас же пошлешь одного гайдука за
родителями моего благородного племянника, а второго - за контрибуцией.
Чтобы утром все было тут. А теперь - развязать.
И король огрел Волчанецкого прутом ниже спины в знак подчинения, а
потом поцеловал в губы.
- Он великий, он мудрый! - затянули старую песню придворные
Знамеровского. - Он умеет покарать и умеет миловать.
Кутеж продолжался. Король и Волчанецкий врали друг другу про былые
подвиги, целовались, хлопали друг друга по спине.
Перед рассветом, когда ночной мрак на дворе стал особенно густым, двор
и дом напоминали сплошное побоище. Герои лежали повсюду как трупы, смрадом
тянуло от догорающего сеновала.