"И.Коротеев. Крыло тайфуна (Сокращенный вариант)" - читать интересную книгу автора

различить, шаркает ли однообразно ветка о ветку или зверь пробирается в
непролазной чаще. И даже когда он заслышит или вдруг увидит зверя, то и
тогда не трепыхнется его сердце вспугнутой птицей: станет отчетливее его
стук, но карабин не дергался от его ударов.
Чавкнуло вроде...
Открыв глаза и поведя головой, Антон приметил, что-то изменилось на
солонце. Очертания кустов выглядели по-иному, сдвинулись. Особенно загустела
тень в левой стороне от солонца: там, где заросли высоки. И поблек лунный
отсвет на листьях. Они уже не походили на чеканку. Вроде бы развиднелось.
Плоская стена тьмы обрела глубину. Взгляд стал различать пространство меж
кустами и деревьями. Черемуха поодаль забелела. Ее пронизал блеклый свет.
Антон понял, что луна опустилась к гольцам, сопочным вершинам. Часа два
тому назад она сияла в чистом небе, теперь же светилась мягче, и лучи ее
разливались по склону неба, скрадывая звезды.
"Пожалуй, не придет изюбр при луне", - подумал Комолов.
Снова послышался слабый чавк. Тут же несколько мелких, торопливых,
помягче. И около куста слева от Антона на грани света и тени обозначился
силуэт косули.
"Ну, ну, лакомись..." - подбодрил ее про себя Антон.
Комолов замер. Он перестал дышать, потому что косуля вдруг
насторожилась и обернулась в сторону куста, росшего метрах в пятидесяти
против лабаза. И около того куста был изюбр-пантач. Он будто сразу
вырисовался из тьмы и обозначился четкими, но плавными линиями. Серебрились
чеканно панты о восьми сойках-отростках на изящной, гордо посаженной голове.
Крепкая шея словно вырастала из купины куста.
"Пройди, пройди еще немножко... - молил изюбра Антон. - Пройди, ну, два
шага... Открой лопатку. Мне выстрелить нельзя... Раню тебя только..."
Но зверь подался назад. Серебристые панты слились с кустом. Однако по
очень слабому шуршанию листьев о шкуру зверя, шарканью, о котором Комолов
скорее догадывался, нежели слышал его, охотник понял, изюбр не ушел. Чувства
Антона предельно обострились, и он словно перевоплотился в зверя-жертву. Он
будто чувствовал, как раздвигаются под напором статных плеч самца упругие
ветви и остро пахучие гроздья соцветий трогают нервные ноздри пантача, мешая
уловить ему запах тревоги, запах человека.
Комолов изготовился к выстрелу, прижал к плечу карабин и отчетливо
различил на мушке у конца ствола тонкую свежеструганую щепочку, которая
облегчала прицеливание - мушки-то в темноте можно и не различить.
"Ты иди, иди, изюбр, иди. Обойди солонец. Ты удостоверься, изюбр, -
человека ли, другого ли твоего смертного врага нет здесь. Иди, иди, изюбр, -
заклинал охотник, предугадывая движения пантача. - Только не будь слишком
осторожным. Скоро утро. Вон можно различить совсем дальние кусты в легкой
дымке..."
А время тянулось долго. И вот в обманчивой и серой после захода луны
тьме изюбр вышел на солонец. Зверь стал боком к охотнику и нагнул голову со
светлеющими от росы пантами. Антон совместил на прямой вырез прицела светлую
щепочку мушки карабина и убойное место на силуэте быка, чуть ниже лопатки.
Оно было невидимо на тени зверя, но охотник хорошо знал, где бьется изюброво
сердце.
И тогда занемевший палец охотника плавно повел спусковой крючок, а
дыхание оставалось ровным, сердце билось мерно.