"Дмитрий Коростелев. Право на жизнь ("Княжеский пир" #1) " - читать интересную книгу автора

чувства. Даже тренированное зрение Северьяна оказалось здесь бессильно.
Воздух был затхлым, густым и холодным. Северьян вдыхал его с трудом, часто
срываясь на злой режущий горло кашель. Нет, Князь определенно ошибается. До
старости Северьяну здесь не дотянуть. Умрет от какой-нибудь хвори, это
точно. Нет, как же глупо попался! Надо же, не совладать с Князем в честном
поединке, срам то какой! Но тут уж Царьградские прихвостни подкачали, не
предупредили, что князь - сам боец хоть куда. Теперь остается одно,
согласиться с предложением Волхва или отказаться. Но, можно ли доверять
княжескому слову? Наверное, можно. Одно неприятно, этот уродливый Волхв
говорил о каком-то деле. Так просто не отпустят, всем чего-то надо.
Царьградским магам услуги наемного убийцы, этим русам... а кто их знает,
дикий народ. Усмехнулся. Сам ведь тоже из их племени, хотя и взращен иной
землей. Землей истинных варваров. Но правитель у русов мудрый, хоть и горяч
на руку. Ничего, с возрастом это пройдет. Если доживет до старости, конечно.
В запястья зло врезались бронзные колодки. Это кузнец перетянул,
специально, что руки не выскользнули. Теперь даже если попытаться их
вытащить, вся кожа на колодках останется. Да и хлопотно это, убивать себя
пустыми руками. Но что-то делать надо. Быть может согласиться с требованиями
Князя, а потом выбрать удачный момент, да и прикончить его? Тогда дело можно
считать законченным. А в Царьграде ждет достойная награда. С таким
богатством можно зажить там богато и знатно. Теперь в купцы может даже нищий
пробиться... если денег раздобудет. Но нет, не мог Северьян нарушить данного
слова, и забрать его назад не мог. Так что обещание сковывает его по рукам и
ногам. Выхода нет, сбежать невозможно. Тут даже стены так и жарят
колдовством.
Так, мучимый сомнениями и душевными распрями, Северьян погрузился в
больной и тягостный, полный кошмаров сон.

Когда на небо выползла первая черная, как смоль туча и тугие холодные
капли оросили сухую, потрескавшуюся после засухи землю, из-за двери
покосившейся хижины показалась лысая, точно сморчок голова старого Валима.
Выцветшее, испещренное словно бороздами, глубокими морщинами лицо его
расплылось в корявой зияющей кровоточащими деснами улыбке. Мимо, шаркая
ногами, проходил Городон, кинул взгляд на старика, улыбнулся в ответ.
- Вот, дед Валим, и дожил ты до первого дождя. А говорил, что раньше в
могилу сойдешь!
- Эх, Городон, - хриплым, больным голосом отвечал старик, - рад я, что
окроплю напоследок старческие кости живой водой. Не хотелось помирать,
радости людской не увидев.
- На все воля Рода, - махнул рукой Городон, - и наша с тобой жизнь в
его власти. Что в книге судеб написано, того уже не вычеркнешь. А сейчас,
радуйся, веселись вместе со всеми, покуда живы мы и целы наши дома!
С этими словами воин подхватил точно пушинку, примостившуюся на
завалинке секиру, и твердой походкой зашагал в сторону собиравшейся на
опушке толпы. А старый Валим остался радоваться в одиночестве. Потирая
больные в синих выпирающих узлах ноги, поднял подслеповатые мутные глаза к
небу. Темные, седые облака закрыли собой полнебосвода, вдалеке, где-то на
окраине хвойного леса рокотал гром, давился раскатами и урчал, словно
огромная болотная жаба. Сгорбленные, будто под тяжестью невероятной ноши,
деревья встрепенулись; подбадриваемые порывами ветра, увядшие листья на