"Анна Коростелева. Сказание о Меджекивисе " - читать интересную книгу автора[Image013] Меджекивис всегда любил разыскать большую Черепаху Макинак и прокатиться у нее на спине. Ну, сама Макинак это не сказать, чтоб любила, - и без того еле лапы переставляешь, старость не радость, так тут еще Меджекивис на спину навязался. Вдобавок он вздумал отбивать на ней танцевальные ритмы, как будто старая Макинак - это индейский барабан, и вот тут уж он допек Черепаху. Однажды Макинак, не пожалев своей спины, вывалялась в липкой смоле, и, стоило Меджекивису усесться на ней поудобнее и пришпорить ее пятками, громко пробормотала: - А не прогуляться ли мне к зарослям крапивы? Тут Меджекивису стало немножко неприятно, но сдвинуться с места он не смог. И Макинак не торопясь проползла через крапиву, а потом еще от души покаталась на спине, после чего Меджекивис стал какой-то немножко плоский, как будто по нему прошлись скалкой. Мимо проходил Барсук. - Эй, Барсук, - начала Макинак. - Будь так добр, взгляни: у меня там ничего на спину не налипло? - Э, да тут какая-то грязная лепешка, и с лица напоминает Меджекивиса! - заметил Барсук и соскреб Меджекивиса когтями. В последовавшие за этим дни, пока Меджекивис был еще чуточку плосковат, он извлек из этого определенную пользу. Он усвоил немало чужих секретов, ловко проползая в щели в обшивке вигвама Утренней Звезды или прилипая Меджекивиса. Вождь Бешеная Лошадь Меджекивис с Иктоми решили извести белых людей колдовством. Для начала, забравшись в Центр Магии и Оккультизма, построенный белыми людьми в Черных Холмах, они сперли там хрустальный шар. - Вызывай моего покойного деда, - убежденно шипел Меджекивис у Иктоми над плечом, пока тот раскручивал шар. - Он задаст им всем жару. - Христофора Колумба, - трезво возражал Иктоми, ерзая от нетерпения. - Вызвать - и врезать между глаз. В конце концов они вызвали того, кого со всех точек зрения имело смысл вызвать - Бешеную Лошадь, знаменитого вождя дакотов. Бешеная Лошадь спрыгнул на землю, оглядел Черные Холмы и едва заметно повел левой бровью, что означало крайнюю степень отвращения. После этого он привычно угнал обшарпанный грузовичок - с той же легкостью, с какой раньше угонял лошадей у белых людей-васичу, - и они с ветерком рванули в сторону резервации. Через два часа Бешеная Лошадь молча рассматривал памятник самому себе в Черных Холмах. Судя по тому, как исказилось его лицо, обычно непроницаемое, монумент произвел на него должное впечатление. Постояв минут десять, он сплюнул, одолжил у Иктоми двадцать долларов на бензин, сел и уехал. И |
|
|