"Владимир Кормер. Крот истории " - читать интересную книгу автора

исторический факультет поступать, заниматься историей, как это позже
называться стало - "пылающего континента". У меня уж и жизненная программа
была - стать послом в этой самой республике S=F! Ну не программа, допустим,
а скорее, юношеская мечта, но мечта вполне осязаемая... Анкета у меня была
хорошая. Через Интерлингаторов я кое-что усвоил. Через них же некоторые
знакомства образовались - среди разных комин-формовских деятелей,
политических эмигрантов, аппаратчиков, журналистов, русских, иностранцев, из
тех, что дома у них появлялись. Я там к тому времени сделался не только
своим, но и необходимым человеком. И уже не только Розе или кухарке, но и
самому Вольдемару. Я еще школу кончал, а уже на него работал: переводики на
русский, записки разные из книг, конспекты, рефератики, много чего...
Учился в университете я неплохо, занимался общественной работой,
оставили меня (и Тимура тоже) при кафедре, аспирантура. Это было, как ни
странно, с моей стороны ошибкой. Мне надо бы сразу на оперативную
дипломатическую линию выходить, перспективы приоткрывались. А я решил: не
буду мелкой сошкой, мальчиком на побегушках - защищу-ка лучше сперва
диссертацию, наберу вес, чтоб не с самого низа лесенки пойти. Как будто
разумно? Оказалось не так!
Представьте себе: пятьдесят третий год. Сталин умирает. Берия. Критика
культа личности. Правда о необоснованных репрессиях. Университет гудит. Что
университет! Трясет всю страну, весь мир! Каждый день новости. Одно
открывается, другое. Толки, разговоры. Осторожные, еще страшно, потом все
откровеннее и откровеннее. Появляются первые реабилитированные. На факультет
приходят восстанавливаться те, кого уже на моей памяти из комсомола
исключали, а после сажали. Возвращаются бывшие ко-минтерновцы, которых мы за
врагов народа и за немецких шпионов держали, в том числе и из S=F человек
десять. За остальных, расстрелянных, - вдовы и дети-сироты. Старика
Интерлингатора в парткомиссию вызывают: давал на кого-то показания, что тот
троцкист, теперь тот, отсидев пятнадцать лет, признан невиновным. А тут
Берлинское восстание, слухи о восстании заключенных где-то в Казахстане. Все
шатается, самые основы дрожат... и чем дальше, тем больше. Как остаться
спокойным, как не усомниться, хотя бы в чем-то?!
Меня и понесло. Спорю, ругаюсь, и с друзьями и с самим собою прежде
всего. До хрипоты. До головной боли. Днями и ночами. Отстаиваю принципы, на
которых воспитан, свою веру в социализм, в то, что политика партии на всех
исторических этапах была в основном правильной. Но с толку сбит здорово.
Спорить-то спорил, а позиции постепенно сдавал, там уступал, здесь частично
признавал. Как я могу не признать, когда сама партия признает, когда в
газетах об этом пишут, когда люди с закрытых совещаний эти факты приносят!..
Бывало неделями к диссертации своей не притрагиваюсь, все из рук валится.
Придешь в библиотеку, книгу раскроешь, а кто-нибудь уже бежит: "Ты
слышал?!" - ну и поехало!
Тимур же меня больше всех из себя выводил, равновесия лишал! Его
обычно-то всегда больше к академизму тянуло, и занимался-то он не новейшей
историей, как я, а эпохой абсолютизма почему-то, Луи Каторз, Елизавета
Английская, но в тот год все равно что с цепи сорвался! Кричал, ругался -
никакого удержу. Такая смелость, такая ярость - иной раз я с ним боялся по
улице идти. И как-то слишком быстро в его мировоззрении совершался поворот в
сторону все большего отрицания. Я, предположим, вчера только согласился, что
массовые репрессии в сталинский период не были продиктованы объективной