"Юрий Михайлович Корольков. Операция Форт " - читать интересную книгу автора

патрулями, работаем на морозе под открытым небом. В результате неопытности
радиста Центра четвертый час нахожусь в эфире. Мои радисты буквально
замерзают и не в состоянии работать. Прошу установить нормальную связь".
И все же, как не измучилась группа, сеанс продолжался. Теперь
передавала Москва, и радисты так же по очереди записывали ряды цифр. Что в
них? Бадаев читал их, и его охватывало все большее волненье. Он готов был
простить невидимому радисту и его неопытность, и многочасовой прием на
морозе, и холодную дрожь во всем теле. Радист передавал об успешных боях под
Москвой, о начавшемся большом наступлении советских войск, о наших трофеях и
потерях противника.
И еще одну радостную, теплую весть передал неизвестный радист -
телеграмму жены:
"Володя! Шурик, Люся, Вова здоровы. Материально обеспечены, получаем по
аттестату. Шурик учится отлично, Люся гуляет, Вовик ползает. Я пока не
работаю, вожусь с ребятами. Чувствую себя хорошо. Пиши. Твоя Тоня".
В грудь проникла волна нежной радости. Почти механически просмотрел он
концевую фразу радиограммы из Центра:
"Прием заканчиваем, других указаний для Кира из Центра не поступало".
А разведчик Кир все еще лежал на земле и повторял мысленно дорогие ему
имена: "Шурик, Люся, Вова... Твоя Тоня... Твоя Тоня..."
Закоченевшие и усталые ушли в катакомбы. Только здесь Бадаев сказал
товарищам о начавшемся наступлении в Подмосковье. Даже такая весть не
позволяла шуметь в катакомбах, когда рядом противник, к тому же от
сотрясения воздуха могли рухнуть нависшие над головами тяжелые глыбы. Только
неистово хлопали друг друга по спинам и крепко пожимали руки. Лишь отойдя
глубоко в катакомбы, дали волю переполнявшим всех чувствам и все же говорили
шепотом - катакомбы не терпят громкого голоса. Здесь нужна тишина, чтобы не
рушилась кровля.
На базу вернулись утром, которого в катакомбах никогда не было. Только
сырой мрак и холод.
В катакомбах закончился обычный будничный день партизан и разведчиков.
Начинался следующий, такой же будничный и рядовой день без утра, без
вечера - календарные сутки.


БАДАЕВ ВЫХОДИТ В ГОРОД


Сапожник Евграф Никитенко жил в маленьком флигеле, выходившем окнами на
тесный двор, мощенный неровными широкими плитами из слоистого камня. Такие
плиты испокон веков заменяют на юге и асфальт и бетон для пешеходных
дорожек. Задняя стена дома примыкала к обрывистому косогору, заросшему
деревьями и невысоким кустарником. Сквозь оголенные кусты виднелась часть
соседней улицы, проходившей над уровнем крыш. Летом зеленая листва заслоняла
дворик от внешнего мира, но сейчас он был весь на виду, словно прикрыт
тюлевой занавеской.
Расставшись с Гришей Любарским, который должен был ждать его
неподалеку, Яков прошел во двор и повернул к флигелю. Через дощатый ветхий
тамбур, заставленный невесть какой старой утварью, он вошел в жарко
натопленную сапожную мастерскую. Евграф сидел под окном на низеньком