"Крик Новорождённых" - читать интересную книгу автора (Барклай Джеймс)

ГЛАВА 18

848-й Божественный цикл, 30-й день от рождения генастро, 15-й год истинного Восхождения

Генастро поздно пришел на земли Царда. И после холодного, сурового дуса, когда легионеры, стоящие лагерями на захваченных территориях, гибли в основном от переохлаждения, наступил наконец новый долгожданный сезон роста.

Два легиона и две алы, которыми командовал Роберто Дел Аглиос, оказались удачливее многих. Составляя половину северо-восточного фронта, они получили разрешение зимовать на границе Сиррана, огромного королевства лесов и гор, которое раскинулось вдоль северной части Царда.

В течение ста пятидесяти дней, когда погодные условия потребовали прекращения боевых действий, перед Роберто стояла еще одна задача кроме поддержания боеспособности армии. Матери было отчаянно необходимо заключить официальный союз с Сирраном. Уже сейчас дипломаты Конкорда углубились далеко в незнакомые лесные земли. Роберто сыграл свою роль в переговорах, поддерживая в лагере жесткую дисциплину, добывая пропитание только на отведенном ему участке леса и стараясь жечь как можно меньше древесины.

В результате продуктов хватало, и настроение в армии было спокойным. Количество дезертиров невелико, боевой дух вполне удовлетворителен. Хотя, конечно, никого не радовала необходимость провести время дуса вдали от дома. По мнению самого Роберто, Цард с нашествием снега и льда становился самой унылой страной из всех, какие ему доводилось видеть.

Во время спокойных дней, как всегда, появились проблемы с дисциплиной. Скука — опасный демон, и в армии, состоящей из шестнадцати тысяч мужчин и женщин, она распространялась, словно болезнь. Учения и состязания между манипулами и легионами оказались самыми действенными мерами, а вдобавок к ним Дел Аглиос постоянно менял отряды фуражиров, чтобы все могли насладиться охотой. Однако солдаты ссорились из-за сирранских шлюх, обслуживающих войска, из-за доли еды и питья, из-за карточных игр… в холодные ночи все могло вызвать драки и неповиновение.

И хотя Роберто имел репутацию понимающего, «душевного» генерала, он не потерпел отсутствия дисциплины. Он казнил за серьезные нарушения трех мужчин и двух женщин — эти смерти легли на его душу тяжелым грузом. Однако в действующей армии такого масштаба приходилось наказывать одних в назидание другим или же рисковать нарваться на мятеж. В прошлые годы для поддержания дисциплины было достаточно верности своему командиру. Однако война с Цардом тянулась уже пять лет, и терпение тех, кто оставил семьи, переложив на их плечи бремя хозяйственных забот, начинало истощаться.

Последний дус оказался трудным и для администрации Конкорда. Роберто посетила делегация высокопоставленных сборщиков, которые оценивали силы и боевой дух армии и обсуждали планы кампании на генастро. Сам Пол Джеред навестил огромный лагерь легионеров, находившийся в глубине Царда, в двухстах милях от восточной границы Атрески. Именно там Цардиты проявили наибольшую агрессивность во время последней кампании, и продвижение шло мучительно медленно. Легионы южного фронта, стоявшие на границе с Карком, также понесли потери, но больше от набегов степняков, которые грабили обозы и устраивали засады колоннам на марше.

Роберто считал, что ему и другим генералам не нужны подкрепления. Скорее им необходима уверенность, что восточный фронт останется непоколебимым, чтобы северные и южные армии могли достаточно далеко углубиться на территорию Царда и закончить охват.

Его цель заключалась в том, чтобы обезопасить границу Сиррана, пройдя далеко на восток, и встать прямо над заливом Харрин, который лежал почти в тысяче миль южнее. Амбициозный, но осуществимый план, способный стать тем кирпичиком в кампании года, который переломает хребет Царду и оттеснит остатки его сил назад, в центральные области, в крепости и цитадели. После этого можно рассчитывать, что Цард сдастся, и все они смогут отправиться по домам.

Именно об этом Дел Аглиос говорил своим солдатам и кавалеристам с момента отъезда сборщиков. Они увезли с собой его предложения о необходимости удвоить охрану обозов и разместить гарнизоны во всех двухстах приграничных фортах, которые служили защитой от вторжения Царда в Атреску и Госланд. Роберто встревожил тот факт, что каждый третий форт был всего лишь пустой скорлупкой. Несомненно, известия от сограждан о том, что налеты не прекращаются, а искры гражданской войны продолжают вяло тлеть, могли подкосить боевой дух солдат, особенно находящихся под его командованием атресских ал.

Обмен сообщениями между фронтами ускорился с того момента, как начал таять снег. Большие военные силы — двадцать легионов Конкорда и шестнадцать ал, общим числом почти в сто двадцать тысяч человек — одновременно начали учения, восстанавливая боевую форму. Роберто обожал это время года. Энергия и уверенность переполняли пехоту и кавалерию. Все люди верили, что этот год станет последним годом боевых действий. Каждый мечтал о возвращении к той жизни, которую Конкорд обещал им в уплату за службу в легионах.

Что касается Роберто, то он сменит доспехи и гладиус на тогу и жезл высокопоставленного политика. Он не мог определить, насколько ему этого хочется, но такова судьба старшего сына Адвоката. Мать желает, чтобы Роберто вернулся домой. Возможно, именно поэтому ему не хотелось отказываться от жизни солдата. Пусть ему тридцать восемь, но мать будет обращаться с ним так, словно ему десять лет, обучая хитросплетениям политической жизни. У нее благие намерения, но при этом Эрин Дел Аглиос будет так высокомерно-снисходительна!

Роберто покачал головой и вздохнул. Он пригладил коротко остриженные черные волосы и встал из-за рабочего стола, прихватив бумагу, доставленную ему посыльным Конкорда. Прежде чем выйти, Дел Аглиос бросил взгляд в зеркало в правом углу его палатки командующего, расположенной в центре лагеря. Один из ценных советов, который дала ему мать, заключался в том, чтобы он постоянно следил за своей внешностью. Командирам легионов необходимо предъявить эталон дисциплины, а она начиналась с внешнего вида командующего армией.

Из зеркала на него взглянул гладко выбритый, крупный мужчина. Глубоко посаженные синие глаза сверкали, кожа на лице покраснела от ветра и метелей. Белая туника до колен с зелеными полосами Адвокатуры прихвачена на талии кожаным ремнем с гербом Дел Аглиосов: вздыбившийся белый конь, под передними копытами которого скрещены копья. Темно-зеленые гетры доходили до тяжелых сапог с укрепленными сталью носками.

Дел Аглиос удовлетворенно кивнул. Полевая форма вполне подходила для дневных дел. Он снял с подставки, на которой висела его отлично вычищенная и отглаженная парадная форма, подбитый мехом плащ с капюшоном и накинул на плечи, сколов фибулой Дел Аглиосов.

Потом еще раз пригладил волосы, развернулся на каблуках и вышел из палатки, приостановившись, чтобы вдохнуть свежий прохладный воздух раннего утра генастро. Перед ним открывалась картина, которой он никогда не уставал любоваться.

Слева — ошеломляющей красоты лес Сиррана. Вечнозеленый, пронизанный свежими побегами, пробивающимися сквозь его полог, он волнами уходил вдаль, поднимаясь все выше и выше, к склонам, все еще покрытым толстым слоем снега. Разведчики Конкорда прошли две тысячи миль вдоль южного края леса и так и не добрались до его конца. Возможно, в ширину он был такого же размера, как и с севера на юг. В сердце леса возвышалась остроконечная вершина гор Нассос, которая, по предварительным оценкам, имела высоту более тридцати тысяч футов. В ясный день заснеженная верхушка этой потрясающей горы виднелась на сотни миль, доминируя над линией деревьев.

По слухам, у ее подножия находилась столица Сиррана, расположенная на берегах кристально-голубого озера, но так далеко проехать никому не удавалось. Сирранцы свято блюли свои тайны, хранимые до тех пор, пока стоят их леса. В Конкорде никому не приходило в голову затеять войну, чтобы покорить эту страну. Густой лес поглотил бы легионы — и больше их никто никогда не увидел бы.

Со своей стороны сирранцы никогда не проявляли желания расширить границы. Они рождались, жили и умирали в лесу и редко удалялись от дома больше чем на несколько миль. Никто из них никогда не приезжал в Конкорд. Роберто находил это очень и очень любопытным. Жители Сиррана относились к другим странам спокойно, торговали с ними, но дальше дипломатии дело не шло. Что до их культуры, то она, как и экономическая, и политическая системы, оставалась загадкой. Если он сможет выбирать, то его первым делом в качестве политика Конкорда станет посольство в Сирран.

Роберто переместил взгляд направо, устремив его к намеченной цели следующей кампании. Ландшафт прекрасный, но генералу он внушал тревогу. За плоскогорьем, на котором был разбит лагерь, местность сразу понижалась, уходя вдаль холмистой равниной, где в предыдущий сезон разыгралось последнее сражение кампании. Победа, одержанная там, согревала их сердца в течение дуса.

За равниной пейзаж Царда снова приобретал характерные черты. Крутые склоны, глубокие лощины и русла рек, извивающихся между предательскими скалистыми обрывами, вырезанными рукой Бога. Утесы и каменные столбы усеивали местность, словно часовые, преграждавшие путь захватчикам.

Местность, сложная для переходов, не говоря уже о боях. Роберто понимал, что ему придется приложить немало усилий для того, чтобы занять удачные позиции при новом столкновении с яростно сражающимися армиями Царда, которые нельзя не признать достойным противником.

Глядя на пейзажи Царда с их доминирующим зеленым цветом, с прожилками лилового и голубого, которые давали ранние цветы вереска, Дел Аглиос испытал укол сожаления, что эти потрясающе красивые места скоро окрасятся алым, цветом крови тысяч мужчин и женщин. Они будут усеяны трупами, слишком многочисленными, чтобы их похоронить, и завалены обрывками кожи и обломками стали, на которые налетят местные мародеры, сразу прибиравшие все к рукам после ухода армий. И это потому, что король Царда не желает признать разумность объединения с Конкордом и правление Адвокатуры. Сколько еще жизней придется потерять, прежде чем они признают поражение?

Роберто ответил на приветствие стражи у палатки и пошел в лагерь. Он представлял собой увеличенную и немного более благоустроенную версию походного лагеря. Мощеные дороги внутри высокой бревенчатой ограды с четырьмя воротами разбивали лагерь на отдельные сектора.

Его инженеры хорошо поработали. Главной задачей являлся отвод воды и стоков, и палатки разбивали на деревянных помостах, на несколько дюймов поднимавшихся над землей. Только загоны располагались на оттаивающей земле, и раскисшая грязь под копытами коней свидетельствовала о мудрости главного строителя.

Кавалерию — элитные части легионов — расквартировали рядом с его палаткой, вместе с командирами. Легионеры и инженерные части окружали генерала в порядке возраста и опыта: триарии ближе всего, гастаты — на внешней стороне около укреплений, а между ними — принципии. Все как учили. В легионах Конкорда всегда было так. Другого пути нет. Дисциплина, порядок, победа.

Генерал миновал штандарты легионов и ал, полощущиеся на свежем ветру. Покрытые боевой славой знамена частей-ветеранов. Регулярные эсторийские Восьмой и Девятый легионы, легионеры которых назывались Пикирующими Ястребами и Железными Кулаками. И Двадцать первая и Двадцать пятая атресские алы, где были в основном кавалеристы, именовавшиеся Божьими Стрелами и Клинками Харога.

Дел Аглиос поднырнул под свободно висящий клапан палатки, и его встретили скрип отодвигаемых стульев, команды «смирно!» и приветственный стук левых кулаков о правое плечо.

— Вольно! — ответил он. — Садитесь, садитесь.

Роберто направился к прямоугольному столу, к которому были приколоты карты окружающей местности, составленные квартирьерами, и подробные изображения уже пройденных дорог. Он помахал бумагой, доставленной посыльным.

— Дус официально закончился. — Это заявление было встречено радостным криком, хотя все, кто собрался здесь, уже знали это. — Мы сворачиваем лагерь при первой же возможности. Я принял решение, что это произойдет через семь дней. Вы знаете, что нужно делать вам и вашим центурионам, чтобы привести воинов в боевую готовность. Вот дополнительные приказы. Стрелы и Клинки, я хочу, чтобы ваши конные разведчики с сегодняшнего дня начали выезжать на местность. Надо, чтобы они побывали в поселениях, набрали припасов и составили карты лучших дорог. Мы все осознаем возможность засады. Старайтесь получить от местного населения как можно больше информации. Платите им щедро, у моей матери очень большие сундуки. — Это вызвало смешки. — Я хочу, чтобы на марше разведка постоянно опережала нас на четыре дня. Я не желаю столкнуться с противником неожиданно. Надеюсь, это ясно.

Дел Аглиос дождался кивка командующих конными отрядами.

— Отлично. Ястребы, ваша разведка будет идти вдоль границы Сиррана. Я не хочу, чтобы мне зашли во фланг. Дистанция и обмен сообщениями такие же, как у ал. Кулаки, ваша разведка проследит за нашим тылом и поддержит связь с восточным фронтом. Снабжение будет затруднено, но я не потерплю перерывов из-за небрежности с вашей стороны. Договорились? Превосходно. Мастер Рован Неристус. Мы выступаем. Напоминаю, что мы провели дус у лучшего в мире источника древесины. Надеюсь, что наши контракты по поставкам в порядке. Если нет, у тебя осталось семь дней. Не подходи ко мне на марше с докладом о том, что какое-то орудие или повозку надо бросить из-за отсутствия материалов для ремонта — или перейдешь сражаться в ряды гастатов.

Худощавый узкогрудый инженер хмуро взглянул на него:

— Уверен, что гастаты будут рады заполучить меня, Роберто.

— Будем надеяться, что нам не придется это проверять. Опять-таки, ты имеешь разрешение платить. У квартирьеров есть мои счета. Помните все: мы не воюем с Сирраном, и наша цель состоит в том, чтобы этого никогда не случилось. Вы не смеете позволять себе никаких вольностей. Ну разве только с их шлюхами.

Еще один смешок. Дел Аглиос вскинул руку.

— Могу сообщить всем две новости. Одну хорошую, вторую — не очень. Хотя мы подкреплений не получим, на восточном фронте появятся четыре новых легиона. Их наберут в Аварне, Нератарне, Моразии и Бакире, которые до этого времени мало участвовали в кампании. Набор уже идет, но мы не можем рассчитывать, что они начнут участвовать в боевых действиях раньше вершины соластро, это в лучшем случае. Что, мои друзья из Атрески, означает: ваша страна не будет и дальше отрывать людей от полей и мастерских.

Но прежде чем вы начнете радоваться, я вынужден сказать, что, хотя посыльная служба и линии снабжения из Госланда и Атрески будут укрепляться и это завершится к концу генастро, приграничные форты гарнизонов не получат. Мне не дали объяснений, но я подозреваю, что дело как в деньгах, так и в отсутствии людей.

Раздался один-единственный возглас протеста, и Роберто кивнул.

— Знаю, Горан, знаю. Но это реальность. Мы должны использовать ее как стимул для того, чтобы одержать решительные победы в начале кампании, вынуждая грабителей за нашей спиной вернуться к армиям и участвовать в боевых действиях.

Не сомневайтесь, в этом году мы выиграем кампанию. Нам всем хочется снова увидеть свои дома. Поддерживайте дисциплину, поддерживайте боевой дух. Я без колебаний сниму с командования того, кто проявит неспособность работать в полевых условиях. За последние пять лет никто из вас меня не подводил. Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. Все свободны.

Томал Юран, маршал-защитник Атрески, сидел в тронном зале королевского замка в Хароге, который теперь, после присоединения к Эсторийскому Конкорду, стал именоваться базиликой. Бывший король Атрески давно умер, предпочтя пойти на казнь, но не преклонить колени перед Адвокатом. Юран считал себя его законным, хотя и удачливым преемником и поначалу почитал за честь называться первым маршалом-защитником новой области. Теперь он уже не был в этом так уверен.

Генастро почти не согрел его сердце и кости, и мрачный гнев не покидал маршала со времени сокрушившей его надежды аудиенции у Адвоката. Лютые холода, которые пронеслись по Конкорду и охватили Цард, соответствовали его настроению, а ожидание ответа на свои требования и проверки финансовых дел области казались Юрану нескончаемыми.

Но наконец все было завершено, и документы попадут ему в руки, как только маршал закончит встречу с претором Брода Чаек Горсал. Она ожидала его ответа на свое новое прошение. В тронном зале теперь заметно было влияние Эсторра. Здесь воздвигли белые колонны, чтобы установить бюсты великих правителей Атрески, и они выглядели совершенно неуместными в этом увешанном гобеленами помещении с каменным сводчатым потолком.

Прежний трон разрушили как символ свергнутого правителя и заменили на широкое, низкое и очень неудобное сиденье. На формах стражников наряду с гербом Атрески — зубчатой башней, перечеркнутой мечами, — появилась темно-зеленая отделка Конкорда. В настоящий момент вся эта мишура стоила не много. С наступлением генастро должны вновь начаться набеги цардитов.

Томал Юран посмотрел на Лину Горсал, которую пригласил сесть, хоть это и противоречило этикету. Она дрожала от холода, лихорадки и страха за своих людей, которых он, правитель Атрески, не в состоянии защитить от набегов.

— Я рад был бы пообещать больше. Но я и так слишком много людей отрываю от работы и разрушаю экономику, чтобы вести войну, которой мы не хотели, и защищать границы, которые мы не должны были защищать. Я не могу обещать вам безопасности нигде, кроме как за стенами столицы.

— Мы не бросим Брод Чаек, — прохрипела Горсал и закашлялась так сильно, что переломилась пополам. — Так что мы сгорим, когда они вернутся, и наша смерть будет на твоей совести. Закончатся циклы множества Божьих чад. Ты сможешь жить с этим?

Юран проглотил грубость, не поморщившись. Он невысоко ставил религию Конкорда и согласился стать маршалом-защитником только после того, как стало ясно, что верования Атрески, которые имели больше общего с цардитскими, чем с эсторийскими, будут сохранены. Стычки между гражданским населением, с коим он постоянно имел дело, заставили его задуматься, не было ли и это ошибкой. Неудивительно, что маршал каждый вечер возвращался к своему алтарю, моля, чтобы повелители неба и звезд указали ему путь.

— А чего ты от меня хочешь? В таком же положении находятся пятьдесят поселений. Я не могу защитить их все — или одно в ущерб остальным. Мы должны надеяться на окончание боевых действий в Царде. Молись об этом в своем Доме Масок.

Тут же Юран мысленно выругал себя за забывчивость. Презрение скользнуло по бледному, больному лицу Горсал.

— У меня есть надежды, — сказал он. — Реальные надежды. Хотя я сам больше ничего сделать не могу, у меня есть предчувствие, что Адвокат согласится направить в приграничные форты людей из легионов Конкорда.

— Еще одно пустое обещание погрязшего в роскоши и разврате Эсторра, — фыркнула Горсал. — Такое же пустое, как те, что давал Джеред.

— Тогда приезжайте сюда, в Харог, пока не закончатся неприятности. Вы сможете восстановить город, когда наши солдаты вернутся на родину.

Юран чувствовал, что его раздирают противоречия. Эстория по-прежнему внушала ему уважение, хотя оно с каждым днем слабело. Ее служащие и политики наводняли его коридоры. Что ему оставалось, как не идти с ними в ногу? И в то же время маршал-защитник остро ощущал пустоту собственных слов. Это были отговорки, не больше. Горсал покачала головой.

— Мы сильны на своих окраинах. Мы гордимся своим укладом. И мы просим только, чтобы Конкорд отвечал нам такой же преданностью, какую мы проявили по отношению к нему. Защити нас. Защити своих граждан. Или настанет день, когда мы тоже прислушаемся к мятежникам и будем потеряны для Конкорда. — Она встала. — И мы будем не одни. Принеси нам надежду, маршал. Большего мы никогда и не просили.

Провожая ее взглядом, Юран вздохнул. Он ударил рукой по подлокотнику трона и наклонился вперед, проведя ушибленной рукой по лбу. Стоявшие рядом с ним советники молчали. Маршал подозревал, что все они — шпионы Эсторра. Ведь он сам не назначал ни одного из них. Ну что ж, они хотя бы смогут доложить, что он по-прежнему верен Конкорду.

По тронному залу разнеслись звуки шагов. К нему направлялись трое — двое мужчин сопровождали женщину. Сборщики. Маршал жестом пригласил их подойти, вглядываясь в лица. Они оставались непроницаемыми.

— Итак, — спросил Юран, — что с моими книгами? И какое решение приняла Адвокат в ответ на мои просьбы?

Женщина, сборщик-пробер, старший счетчик и воин, подала ему лист пергамента, скрепленного печатью Дел Аглиос.

— Это слово Адвоката, — объявила она. — А тем временем наш отчет о ваших финансах изучают наши собственные аудиторы. Там оказалось мало такого, что можно истолковать как нерадивость.

Он протянул руку, чтобы взять пергамент.

— Я говорил вам, что вы зря тратите время, пробер Менас. Я даю все, что могу. И следовательно, я могу полагать, что от меня не потребуют завербовать еще солдат или собирать дополнительные налоги.

— Безусловно нет, — ответила Менас. Ее тон был нейтральным, лицо со шрамами от давнего нападения оставалось суровым. — Хотя вы не удивитесь, если услышите, что страна, которая не дает налогов, не может претендовать на защиту, обеспечиваемую за счет чужих налогов, особенно когда кампании в Царде так обременяют казну.

Юран поник.

— Что? Но разве не в этом состоит цель Конкорда? Централизованный сбор налогов для блага всех. Нератарн не подвергается нападениям. Его люди могут защищать моих, когда мы в этом нуждаемся. Разве мы — не одна семья?

— Да, маршал Юран, это так. Но Адвокатура приняла решение потратить оставшуюся часть военного бюджета на создание новых легионов, которые обеспечат победу в Царде. Именно туда и отправятся нератарнцы в числе прочих.

— Тогда я вернулся к тому, с чего начал, — горько сказал он. — Мои люди будут умирать по прихоти цардитских налетчиков.

— Оборона вашей страны не моя забота.

Юран ничего не ответил. Он опасался ареста за то, что может произнести, если потеряет контроль над собой. Он откашлялся и развернул пергамент. Послание оказалось кратким. По сути, это было приглашение, из тех, какие невозможно отклонить. Когда маршал читал его, ему казалось, что он глядит на себя со стороны и видит недоверчивое изумление на своем лице и пульсирующий от головной боли висок. Выпустив лист из рук, он устремил на Менас взгляд, от которого она содрогнулась.

— Это что, какая-то шутка?!