"Императрица Орхидея" - читать интересную книгу автора (Мин Анчи)

17

В мае 1858 года принц Гун принес мне новости о том, что наши солдаты подверглись артиллерийскому обстрелу, не выходя из казарм. Кроме того, английские и французские морские силы напали на четыре наших бастиона в устье реки Пейхо. Потрясенный уничтожением наших морских сил, император Сянь Фэн провозгласил закон о военном положении. Он послал Кью Ляня, тестя принца Гуна, который стал теперь великим канцлером и самым высшим чиновником императорского двора, вести переговоры о мире.

На следующее утро Кью Лянь обратился к императору с просьбой об экстренной аудиенции. Накануне ночью он вернулся из города Тяньцзиня. Император снова был болен, и поэтому вместо себя попросил присутствовать на аудиенции меня и Нюгуру. Его Величество пообещал, что как только он почувствует себя лучше, то тут же к нам присоединится.

Когда мы с Нюгуру появились во Дворце духовного воспитания, все чиновники были уже в сборе. В зале аудиенций насчитывалось более трехсот министров и других официальных лиц. Все были облачены в парадные золотые одежды. Плечом к плечу мы с Нюгуру сели в кресла, которые стояли перед троном.

Через несколько минут появился император Сянь Фэн. Он с трудом взобрался на возвышение и тяжело опустился на трон. Он настолько исхудал, что, казалось, любой ветерок мог сбить его с ног. Неряшливо застёгнутая одежда болталась на нем, как на жерди. Он давно не брился, и его борода напоминала клок морских водорослей.

Он приказал Кью Ляню выйти вперед. Вид этого человека меня поразил. Его лицо, всегда столь благообразное и доброжелательное, теперь выражало крайнюю степень беспокойства. Казалось, за несколько дней он постарел на сто лет. Спина его сгорбилась, глаза были воспалены, руки дрожали. Принц Гун вышел вперед вместе с ним. Вокруг его глаз лежали черные тени. Это значило, что он тоже этой ночью не спал.

Кью Лянь начал свой доклад. В прошлом его речи всегда отличались благородством и осмысленностью. А теперь я едва могла разобрать произносимые им слова, которые иногда казались вообще нечленораздельными. Он сказал, что иностранные переговорщики приняли его без всякого почета. Они припомнили ему эпизод со «Стрелой», когда китайских пиратов уличили в том, что они плавали под британским флагом, и на этом основании обращались с ним абсолютно бесцеремонно. Никаких доказательств этого инцидента они не представили. Все это напоминало заговор против Китая.

Император Сянь Фэн слушал с каменным лицом.

— Под предлогом того, чтобы нам необходимо преподать урок, — продолжал Кью Лянь, — англичане высадили в Кантоне десант и опустошили всю провинцию. Имея за спиной в качестве поддержки двадцать шесть канонерок, англичане и французы — а также американцы, которые называют себя «беспристрастными наблюдателями», и русские, которые решили воспользоваться удобным случаем, — угрожают непосредственно Вашему Величеству.

Я не могла видеть лица своего мужа, однако мне показалось, что я угадываю его выражение.

— Но это же противоречит статьям предыдущего договора, где говорилось, что они не должны подниматься по реке к Пекину, — глухим голосом сказал Сянь Фэн.

— Боюсь, Ваше Величество, что победители диктуют свои правила игры, — покачал головой Кью Лянь. — После взятия фортов Дагу они не нуждаются больше ни в каких предлогах для нападения. До Запретного города им осталось пройти не более ста миль.

Весь двор потрясенно молчал.

Кью Лянь продолжал разворачивать перед нами новые детали своих переговоров. Пока я его слушала, перед моими глазами возникла картина из детства. Тогда один мальчик, сын наших соседей, мучил воробья. Он нашел этого воробья в мусорной яме. Казалось, маленькое существо только-только научилось летать, и, неудачно приземлившись, поломало себе крыло. Когда мальчишка достал его из ямы, с его перьев капала грязная вода Мальчишка положил воробья на ступеньку перед домом и созвал всех соседей в качестве зрителей. Я видела, как в маленьком тельце отчаянно билось сердце. Мальчишка пинал и подбрасывал воробья до тех пор, пока он не перестал дергаться.

— Ты предал меня, Кью Лянь! — Крик Сянь Фэна вывел меня из задумчивости. — Я полностью доверился твоему умению вести переговоры!

— Ваше Величество, я представил все свои полномочия русским и американским эмиссарам! — едва не плакал Кью Лянь. — Я сказал, что стоит мне сдать еще хоть один пункт в договоре, и над моей жизнью нависнет смертельная угроза. Я сказал, что моему предшественнику, вице-губернатору Кантона, император Сянь Фэн приказал совершить самоубийство после того, что он не справился со своей миссией. Я сказал, что император приказал мне согласиться на разумный и обоюдовыгодный мир и что я обещал ему, что не соглашусь ни на что, что может нанести ущерб Китаю. Но, Ваше Величество, они смеялись мне в лицо! Я... я заслуживаю смерти...

Смотреть на слезы пожилого и заслуженного человека было невыносимо. Французы и англичане требовали от нас извинений и возмещения ущерба за ту войну, которую сами же против нас развязали, причем на нашей земле. По словам принца Гуна, они сказали, что последние события аннулировали все предыдущие договоренности. Главный советник Су Шунь, одетый в красное придворное платье, предупредил всех присутствующих, что это всего лишь предлог для следующего шага варваров, которые вознамерились взять под прицел своих пушек сердце императора Сянь Фэна.

— Я предал самого себя, свою страну и своих предков! — горестно заплакал Сянь Фэн. — Из-за моей слабости и неспособности управлять страной варвары намереваются разграбить нас дочиста... Китай осквернен и уничтожен, и вся вина лежит только на мне...

Я понимала, что для выступления перед придворными необходимо испросить разрешения у императора, но гнев настолько меня душил, что я начала говорить без разрешения:

— Иностранцы живут в Китае благодаря милости Его Величества, и тем не менее они всеми возможными способами пытаются нам вредить! Именно из-за них наше правительство потеряло престиж в глазах других народов! У нас нет другого выбора, как только презирать их!

Я хотела продолжать, но от избытка эмоций меня начали душить рыдания. Всего несколько недель тому назад я сидела возле Сянь Фэна и слушала, как он пылал гневом относительно этой войны и провозглашал «смерть варварам!». Какая же теперь польза от других слов? Если события будут разворачиваться в том же направлении, то китайского императора очень скоро заставят извиняться за «вероломство китайских войск, которые в прошлом году защищали форты Дагу от англичан». И нас заставят согласиться на то, чтобы платить захватчикам невообразимых размеров контрибуции.

Император нуждался в отдыхе.

После небольшого перерыва Кью Лянь снова заговорил.

— Русские тоже присоединились к общему грабежу, Ваше Величество.

Сянь Фэн сделал глубокий вдох, и только потом спросил:

— Чего же они хотят?

— Пересмотреть северную границу по рекам Амуру и Уссури.

— Глупости! — взвизгнул Сянь Фэн и тут же закашлялся, так что к нему поспешили евнухи с полотенцами и вытерли ему лоб и шею. Он оттолкнул их прочь. — Кью Лянь, и ты позволил всему этому свершиться?.. Ты!..

— Ваше Величество, я не заслуживаю никаких извинений и ни о чем не прошу. Я уже попрощался со своей семьей и готов повеситься. Жена и дети заверили меня в том, что они все поймут. Мне только хотелось бы вас заверить, что я сделал все, что в моих силах, чтобы вернуть варваров к столу переговоров, но они отказались и только угрожали войной. И... — Тут Кью Лянь осекся и обернулся к своему зятю.

Принц Гун сделал шаг вперед и закончил за него фразу:

— Вчера русские палили из пушек. Принимая во внимание, что они могут угрожать столице, министр Цзай Юань подписал договор и согласился на все пункты русских. Вот, Ваше Величество, копия договора.

Император Сянь Фэн очень медленно взял в руки документ.

— К северу от реки Амур и к югу от горного хребта Вайсин-ань, не так ли? — спросил он.

— Именно так, Ваше Величество.

— Но это огромная территория.

Многие из чиновников тоже были в курсе, насколько велика эта потеря, и начали плакать.

— Су Шунь! — позвал император, медленно вставая с трона.

— Я здесь, Ваше Величество! — Су Шунь выступил вперед.

— Обезглавьте Цзай Юаня и снимите Кью Ляня со всех его постов!

Глядя на то, как стража тащит Кью Ляня из зала, я содрогнулась. Во время перерыва я улучила момент, чтобы поговорить с принцем Гуном. Я умоляла его сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить действие императорского приказа. Принц заверил меня, что беспокоиться не стоит, потому что Су Шунь в курсе, и он не будет выполнять приказание Сянь Фэна. Он сказал «да» только для того, чтобы успокоить Его Величество. Все при дворе считают, что Су Шунь сможет повлиять на императора, потому что заменить Кью Ляня некем.

В последние месяцы император Сянь Фэн стал еще более зависимым от Су Шуня и других своих главных советников. Я молилась о том, чтобы Су Шунь смог удержать Небо над головой императора. Несмотря на всю мою неприязнь к всесильному министру, я не собиралась становиться его врагом. Я даже в мыслях не имела ему угрожать, однако в один прекрасный день наше столкновение стало неизбежным.

Три дня подряд шел снег. На улице лежали сугробы глубиной в два фута. Дома угольные жаровни работали без перерыва, но все равно стоял такой холод, что пальцы отказывались шевелиться. Завернувшись в меховую накидку, Сянь Фэн полулежал в кресле во Дворце духовного воспитания. Глаза его были закрыты.

Я сидела за столом, занимаясь предварительным просмотром всех полученных только что документов. За последние несколько месяцев я снова превратилась в секретаря Его Величества. У него попросту ни на что не хватало сил, и он попросил меня помочь ему разобрать хотя бы самые неотложные письма, чтобы он мог на них ответить. Его Величество вслух произносил слова, а я составляла из них связные предложения.

Такая практика могла показаться при дворе вызывающей, однако я все равно очень гордилась доверием Его Величества. Вдруг я снова превратилась из покинутой наложницы в его близкого друга, и мне не надо было больше вплетать слезы в стежки своего бесконечного вышивания. У меня появился шанс принять участие в осуществлении мечты Его Величества о возрождении Китая. Я даже стала лучше себя чувствовать — энергия била из меня ключом. Впервые за долгие месяцы я снова увидела в глазах императора истинное восхищение. Однажды ночью, проснувшись на своем кресле, он вдруг взял меня за руку, как бы желая этим показать, что очень ценит мою помощь. В то время он уже перестал вызывать к себе своих китайских наложниц и даже не искал встреч с Нюгуру, хотя я умоляла его хотя бы изредка совершать с ней прогулки.

Сама я заходила к Нюгуру, чтобы проведать своего сыночка Тун Чжи, который спал в ее дворце вместе со своими няньками. Я рассказала ей о том, чем занимаюсь по просьбе императора. Моя покорность ей понравилась.

Каждый день перед рассветом я одевалась и отправлялась в паланкине во Дворец духовного воспитания. Там я тут же начинала сортировать официальные бумаги по разным коробкам. В это время император Сянь Фэн все еще спал в соседней комнате. Я расставляла коробки в порядке спешности находящихся в них документов. Когда, ближе к восходу солнца, император просыпался и выходил в рабочий кабинет, я уже была готова вкратце доложить ему о самых главных событиях. Он долго размышлял и взвешивал свои решения. Иногда даже затевал дискуссии со мной, после чего от меня ожидалось, что я набросаю черновик его эдикта.

Иногда я осмеливалась вносить свои предложения, которые, как мне казалось, должны были совпасть с мыслями Его Величества. А однажды он долго не вставал, в то время как некоторые бумаги требовали немедленного ответа. Чтобы не терять даром времени, я набросала ответ в его стиле, а потом, когда он проснулся, прочитала ему вслух. Он не сделал никаких исправлений. Эдикт был отослан, запечатанный его печатью.

После этого я стала чувствовать себя увереннее. С тех пор Сянь Фэн часто просил меня писать эдикты вместо него, а сам занимался только тем, что просматривал их и отсылал. Иногда у меня сдавали нервы, и я страстно желала проконсультироваться с принцем Гуном или с Су Шунем, однако мне было ясно, что это невозможно.

Однажды утром я набросала черновики семи документов и взялась за восьмой. Дело шло туго, потому что в нем говорилось о совершенно незнакомом мне пункте договора. Я решила подождать и, когда услышала, что Его Величество проснулся, понесла документ к нему.

Сянь Фэн полулежал в ротанговом кресле с закрытыми глазами. Рядом стоящий евнух кормил его с ложечки супом из оленьей крови. Вкус его, очевидно, был отвратительным, потому что Его Величество страдальчески морщился и отплевывался. Суп черной струйкой тек у него изо рта. Только я собралась прочитать ему свой набросок, как вдруг послышался голос главного евнуха Сыма:

— Доброе утро, Ваше Величество. К вам прибыл Су Шунь.

— Здесь ли Его Величество? — раздался нетерпеливый голос Су Шуня. — У меня неотложное дело.

Не успела я ретироваться, как Су Шунь решительно ворвался в комнату Его Величества. Сянь Фэн слегка приоткрыл глаза и увидел перед собой сановника на коленях. Я стояла у стены и надеялась, что никто меня не заметит.

— Поднимись, — выдавил из себя Сянь Фэн. Евнух срочно вытер с его подбородка остатки супа и помог ему сесть вертикально. — Это снова насчет русских?

— Да, к сожалению, — ответил Су Шунь, поднимаясь с колен. — Посол Игнатьев отказался вести переговоры на наших условиях и объявил о дате наступления.

Император бессильно свесился на одну сторону кресла и начал чесаться под ребрами.

— Орхидея, ты слышишь, что говорит Су Шунь? — сказал он, запуская в меня черновиком. — Порви его! Какой смысл в составлении эдиктов? Что я еще могу сделать? Эти волки не оставят меня в покое, пока не высосут из меня всю кровь!

При виде меня Су Шунь вздрогнул. Глаза его сузились. Он смотрел попеременно то на меня, то на Сянь Фэна. Я понимала, что мое присутствие его оскорбляет. Его взгляд кричал красноречивее всяких слов: «Женщина, возвращайся к своему вышиванию!»

Но я чувствовала, что должна дать императору ответ. Может быть, Су Шунь удостоверится наконец, что император доверяет мне не просто так и что моя помощь может быть очень полезной.

Наверняка задай Су Шунь Его Величеству вопрос, и тот обязательно меня бы похвалил. Месяц тому назад в провинции Сичуань случилось наводнение. Сотни крестьянских семей потеряли крышу над головой и оказались на грани голодной смерти. Когда Сянь Фэн услышал, что ради того, чтобы выжить, многие едят своих собственных мертвых детей, он выпустил декрет, в котором обязал правителей Гианьсю и Аньхоя открыть государственные зерновые хранилища. Однако там не оказалось ни зернышка, потому что все они были опустошены задолго до наводнения, во время сражений с тайпинами и иностранцами.

Я предложила Его Величеству собрать деньги с коррумпированных чиновников. Я сказала, что он должен приказать государственным чиновникам по всей стране обнародовать свои доходы, а через некоторое время послать инспекторов, чтобы они проверили приходные книги и сравнили, совпадают ли указанные в них суммы с объявленными в декларации.

— Но ведь это может вызвать всеобщее негодование! — воскликнул Его Величество.

— Ничуть, — ответила я. — Особенно если мы добавим в ваш декрет пункт о том, что никого не привлекут к ответственности за растрату государственных денег, если виновные добровольно пожертвуют их на помощь пострадавшим от наводнения.

Декрет сработал превосходно. Император Сянь Фэн наградил меня разрешением посетить семью. С тех пор Его Величество доверял мне в составлении большинства своих декретов. С каждым днем я становилась все смелее. От имени императора я поощряла критические замечания и предложения со стороны местных чиновников. Их соображения и пространные донесения мне очень помогали.

Однако, чувствуя нарастающее удовлетворение от проделанной работы, я в то же время не могла не заметить, что Сянь Фэн столь же неуклонно теряет к этой работе интерес. Противостоять его нарастающему пессимизму всем нам было очень трудно. Теперь он большую часть времени пребывал в депрессии и, кроме того, его мучили постоянные физические боли. Когда я приносила ему Тун Чжи, у него не хватало сил даже на то, чтобы с ним поиграть. Через несколько минут он отсылал сына обратно. Теперь он даже перестал перечитывать составленные мной эдикты. Когда приходили особой важности государственные бумаги, он тут же передавал их мне на просмотр. Он сердился даже тогда, когда я решалась проконсультироваться с ним по некоторым вопросам, а когда я все же настаивала, чтобы он ознакомился с некоторыми пунктами, он отталкивал мои руки и говорил:

— У меня в голове клопы устроили себе такие громадные гнезда, что мне больше нечем думать.

Жизнь Его Величества клонилась к закату. Но ради Тун Чжи мне необходимо было, чтобы он жил как можно дольше. Я работала не покладая рук. Даже количество приемов пищи я сократила с пяти до двух, а иногда вообще питалась один раз в день. Чтобы заставить меня питаться лучше, Ань Дэхай нанял нового повара из моего родного города Уху, и тот готовил любимые мной с детства блюда: помидоры, лук и капусту. Чтобы пища долго сохранялась теплой, Ань Дэхай придумал специальный контейнер из бамбуковых палочек.

Часто я просыпалась и обнаруживала, что заснула прямо за столом, уронив голову на руки. О том, чтобы делать сложные прически, я и думать забыла. Всей душой стремясь к своему сыну Тун Чжи, я в то ж время почти полностью оставила его на попечении Нюгуру. Иногда мне приходилось работать до рассвета, и тогда Ань Дэхай ждал меня где-нибудь рядом с одеялом наготове — на тот случай, если вдруг оно мне потребуется. Часто он тоже засыпал прямо на стуле. Иногда я слышала, как он во сне обращался к своему попугаю:

— Конфуций, больше никаких поздравлений!

— Что же еще я могу сделать?

К вящему неудовольствию Су Шуня, я поспешила ответить Его Величеству.

— Я бы не стала уступать русским. Русские пытаются воспользоваться тем трудным положением, в которое мы попали благодаря англичанам и французам. Китай не должен давать повод думать, что он является легкой добычей для всех, кто хочет его съесть.

— Надеюсь, ты хорошо слышал, что она говорит? — спросил Его Величество. — Мы должны показать нашу силу.

Су Шунь кивнул^-

— Да, Ваше Величество.

— Завтра же отправляйся к русским и не возвращайся до тех пор, пока не выполнишь задание. — С глубоким вздохом император отвернулся от Су Шуня.

В полном замешательстве Су Шунь пожелал Его Величеству доброго здоровья. В то же время и меня он одарил на прощание свирепым взглядом. Было ясно, что проявленное ко мне уважение Сянь Фэна он рассматривает, как личное оскорбление.

И действительно, ему не понадобилось много времени, чтобы распустить обо мне разные слухи. Он предупреждал двор о том, что у меня неуемные амбиции и что я собираюсь со временем захватить трон. Особенно его происки удались в отношении консервативных представителей родовой знати, которые сообща выступили с протестом. Они побуждали Его Величество выставить меня из своей резиденции.

Принц Гун встал на мою сторону. Ему было прекрасно известно состояние ума его царственного брата. Без меня Его Величество вообще перестал бы являться во Дворец духовного воспитания. По мнению принца Гуна, гораздо большую опасность для государства представляли амбиции как раз самого Су Шуня.

Доктор Сан Баотянь рекомендовал Его Величеству соблюдать полный покой, и поэтому мы снова переехали в Большой круглый сад. Зима была в самом разгаре, поникшие и побуревшие растения лежали на земле, как замерзшие волны. Дул пронизывающий ветер. Замерзшие ручьи, петляющие по всему саду, напоминали разбросанные повсюду грязные веревки. Император Сянь Фэн сказал, что они напоминают ему кишки, которые вывалились из брюха убитого животного.

Наш покой был нарушен только однажды, когда со срочными новостями во дворец прибыли сразу оба: Су Шунь и принц Гун. Они подошли к кровати Его Величества с двух сторон и доложили, что англичане и французы требуют аудиенции.

Император сел на кровати:

— Я не могу их принять, потому что они собираются пересмотреть и подправить заключенные ранее договора. Что еще в них можно пересмотреть и подправить? Просто они ищут предлог для новой атаки.

— Но, может быть, вы все-таки даруете им аудиенцию? — настаивал принц Гун. — В данный момент очень важно просто поддерживать переговорный процесс. Моя комиссия «Цзюньли Ямен» сможет поработать в нужном формате, пока Вашему Величеству не станет лучше...

— Глупости! — тут же вспылил Су Шунь, указывая пальцем на принца Гуна. — Нам не нужны эти ваши заклинатели зубной боли!

Сянь Фэн поднял руку, чтобы успокоить строптивого министра. Ему было ясно, что двор в данной ситуации раскололся надвое, и каждый из присутствующих здесь высокопоставленных чиновников возглавляет свою партию, оппозиционную по отношению к другому.

— Аудиенция — это для них слишком жирно, — сказал Сянь Фэн. — Я не могу позволить варварам появляться в Пекине.

В комнату вошла обычная процессия из слуг и евнухов с чаем. Все они были одеты в необыкновенно красивые наряды. Вокруг меня все говорило о нерушимой славе и власти китайского императора Даже сверчки на садовых дорожках отличались здесь неуловимым благородством: толстые и зеленые, они плодились с большим достоинством, не в пример своим простым деревенским собратьям. И вот всему этому скоро может наступить конец.

— Но ведь иностранцы идут вместе с войсками, — напомнил брату принц Гун после некоторого молчания.

— Смерть им! — закричал Су Шунь дрожащим от гнева голосом. — Ваше Величество, настало время взять английского посла в заложники. Оказавшись в трудной ситуации, он будет вынужден отдать приказ об отведении войск назад.

— А что, если он откажется? — спокойно спросил принц Гун.

— Мы его обезглавим, — ответил Су Шунь. — Поверьте мне, если схватить предводителя, солдаты сдадутся. И тогда мы пошлем генерала Сянь Голинчина с представителями знамен, чтобы собрать головы варваров.

— Вы что, выжили из ума? — не выдержал принц Гун. — Английский посол — это всего лишь представитель своей страны. Схватив его, мы утратим в глазах мира свой высокий моральный статус. А нашим противникам дадим хороший предлог, чтобы начать новое вторжение

— Высокий моральный статус? — Су Шунь едва не расхохотался. — А каким статусом обладают варвары, если посмотреть на их поведение в Китае? Они выдвигают требования самому Сыну Неба! Как смеете вы выступать на стороне варваров! Кого вы здесь представляете: Его Величество китайского императора или королеву Англии?

— Су Шунь! — Лицо принца Гуна покраснело, руки сжались в кулаки. — Моя обязанность служить Его Величеству без обмана!

Су Шунь решительным шагом подошел к императору Сянь Фэну.

— Ваше Величество, принца Гуна необходимо остановить. Он обманул двор. Он и его тесть ведут переговоры уже долгое время. Основываясь на статьях договоров, а также на информации, добытой моими агентами, мы можем подозревать, что принц Гун получает от врагов взятки. — Су Шунь посмотрел на принца Гуна таким взглядом, словно собирался его испепелить. — Разве не вы вели дела с нашими врагами? Разве варвары не обещали вам, что, когда они войдут в Запретный город, то вы получите за это свою долю?

Вены на шее принца вздулись и потемнели, брови изогнулись домиком. Он прыгнул на Су Шуня, повалил его на землю и начал избивать.

— Прекратите! — закричал император Сянь Фэн. — Что за манеры! Я разрешаю Су Шуню говорить все, что он считает нужным!

Слова императора сразили принца Гуна наповал. Он опустил руки и бросился перед Его Величеством на колени.

— Мой царственный брат, — сказал он. — Мы ничего не достигнем, если схватим посла. Клянусь своей головой. Тем самым мы только усугубим наше собственное положение. Вместо того, чтобы повернуть назад, они пошлют к нашим берегам флот. Поверьте мне, я долго изучал ситуацию и знаю их образ действий.

— Разумеется, — пробормотал Су Шунь, поднимаясь на ноги и отряхивая платье. — Слишком долго, чтобы установить с ними связи и забыть о том, кто вы такой.

— Еще одно слово, Су Шунь, — сжав зубы, произнес принц Гун, — и я вырву у вас язык!

Несмотря на все предупреждения Гуна, был выпущен эдикт о захвате английского посла. После этого в течение нескольких дней в Запретном городе царило спокойствие. Пекин отреагировал на новости с большим энтузиазмом. Все восхваляли Су Шуня как героя. Однако вслед за этим едва ли не немедленно пришли донесения о том, что вдоль береговой линии начались новые атаки иностранцев. Бумаги, присылаемые Его Величеству с границы, пахли порохом и кровью. Скоро этих бумаг стало так много, что у меня не хватало сил их просматривать. Они кипами громоздились вдоль стен. Ситуация разворачивалась в точности так, как предсказывал принц Гун.

Август 1860 года был худшим месяцем в жизни Его Величества. Ничто не могло уже остановить варваров. Принц Гун был лишен всех своих постов, а его комиссия Цзюньли Ямен — распущена. Англичане подошли к Китаю с 173 кораблями и 10 000 солдатами, французы — с 33 кораблями и 6000 солдатами. Они называли себя союзниками. К ним присоединились русские. Все вместе они высадили в заливе Чийли сухопутные силы в количестве 18 000 человек.

Форсируя мощные фортификационные сооружения, воздвигнутые в устье Желтой реки и на побережье, союзники высадились на берег, утопая по колено в иле, и огнем проложили себе путь на твердую землю. Отсюда они начали двигаться к Пекину. Генерал Сянь Голинчин, командующий императорскими войсками, послал императору депешу, в которой извещал Его Величество о том, что сам он приготовился умереть. Другими словами, это означало, что все надежды на оборону столицы рушились.

Остальные доклады рисовали храбрость наших войск и патриотизм, но это наполняло мое сердце еще большей горечью. Древний китайский способ ведения войны стал уже анахронизмом: только бамбуковые стены защищали наши форты и окружающие их системы траншей и дерновых дамб. Нашим солдатам вообще не давали возможности продемонстрировать свои боевые искусства: их убивали прежде, чем враг попадал в их поле видимости.

Монгольская кавалерия была знаменита своей неукротимостью. Три тысячи всадников сгинули в один день. Западные пушки смели их, как осенние листья на северном ветру.

У императора Сянь Фэна снова началась лихорадка Она отнимала у него столько сил, что он больше не мог есть. Двор каждый день ждал известий о его кончине. Когда лихорадка слегка отступила, император попросил меня набросать пять эдиктов, которых немедленно следовало отправить генералу Сянь Голинчину. От имени Его Величества я писала генералу, что ему необходимо за пять дней собрать войска со всех частей страны, и во главе их для проведения контратаки встанет легендарный генерал Шэн Бао. Таким образом, наши войска получат подкрепление в количестве двадцати тысяч пехотинцев и семи тысяч кавалеристов. В следующем эдикте Его Величество обращался к народу:

В течение нескольких дней шли непрерывные дожди, и Дворец блистательной добродетели промок от сырости. Мы чувствовали себя так, сложно живем в большом гробу. Рядом с кроватью Его Величества был воздвигнут временный трон, поднятый на небольшое возвышение. Все большее число министров требовали себе экстренных аудиенций. У них был такой вид, словно они уже потерпели поражение. На этикет больше никто не обращал внимания, люди громко кричали и ругались в присутствии императора. Некоторые выходили без разрешения посередине дискуссии. С границы приходили сведения об ураганных артиллерийских и ружейных обстрелах. Полулежа на стуле, император читал последние сводки. Лихорадка снова к нему вернулась. Евнухи постоянно обкладывали его тело и лицо мокрыми полотенцами. Пальцы его дрожали, и он едва мог переворачивать страницы.

Через два дня начали приходить известия о поражении. Первым пал верхний северный форт, взятый после интенсивного обстрела вражескими орудиями с разных сторон. Сянь Голинчин докладывал, что поражение обусловлено тем, что снаряды подожгли пороховые склады, которые взорвались.

21 августа Сянь Голинчин окончательно капитулировал, и все форты Дагу пали. Дорога на Пекин была открыта. По сведениям, союзники находились уже в двенадцати милях от столицы. Прибыли подразделения генерала Шэн Бао, но повлиять на ситуацию они уже не могли. За день до этого генерал потерял свою последнюю дивизию.

Чиновники сновали на аудиенции, как вырезанные из бумаги персонажи театра теней. Их ритуальные слова с пожеланиями Его Величеству долголетия потеряли всякий смысл. Висящая в воздухе сырость казалась осязаемой на ощупь. По всему саду в огромных количествах повылезали жабы. Казалось, они вообще потеряли способность двигаться. Я приказала евнухам убрать жаб хотя бы с дорожек, но через час они снова высыпали повсеместно и в тех же несметных количествах.

Генерал Сянь Голинчин стоял на коленях перед Его Величеством Он молил о наказании, которое ему было даровано. Он был лишен всех своих званий и отправлен в ссылку. На прощание он обратился к Его Величеству с просьбой, не выслушает ли он его последний совет.

— Разрешаю, — пробормотал в ответ Сянь Фэн.

— Скоро полнолуние... — начал было Сянь Голинчин.

— Ближе к делу, — нетерпеливо перебил его император, подняв глаза к потолку.

— Я... — Дрожащими руками генерал вытащил из внутреннего кармана своего платья тонкий свиток и передал его главному евнуху Сыму.

Сым развернул свиток и показал его императору.

— Поезжайте в Ехол, — прочитал тот и обернулся к генералу. — Что ты имеешь в виду?

— Поезжайте на охоту, Ваше Величество, — пояснил Сянь Голинчин.

— На охоту? Ты полагаешь, что у меня сейчас есть настроение охотиться?

В ответ Сянь Голинчин осторожно объяснил: пришло время покинуть Пекин и забыть о соблюдении приличий. Генерал предлагал императору воспользоваться традиционными охотничьими угодьями в Ехоле в качестве временного прибежища на период бегства. По мнению генерала, ситуация стала необратимой: Китай пал. Враги со дня на день арестуют Сына Неба и лишат его всех привилегий.

— Орхидея, — простонал Его Величество, пытаясь сесть, — подойди сюда, у меня что-то с грудной клеткой. Словно там полно семян, которые вдруг все собрались прорасти. Когда я дышу, то слышу, как по ним гуляет ветер.

Я начала мягко массировать его грудь.

— Так вы соглашаетесь ехать на охоту? — настойчиво переспросил Сянь Голинчин.

— Если ты мне не верить, можешь сама дотронуться до живота. — Его Величество словно бы не слышал слов генерала. — А теперь постучи. Ты услышишь пустой звук.

Мне стало жаль Сянь Фэна, у которого не было слов или понимания того, что с ним происходит. Гордость ему изменяла, хотя смотреть на себя иначе, как на господина вселенной, он все равно не мог. Он попросту не знал, как может быть по-другому.

— В таком случае я прикажу подготовить охотничий дворец, — сказал Сянь Голинчин и, пятясь, вышел из зала.

— А за кроватью завелась крыса! — истерически вскрикнул Его Величество. — Она сделала себе нору из всяких тряпок и вывела там крысят! В моем дворце полно крыс! Чего же ты ждешь, госпожа Ехонала? Ты собираешься ехать вместе со мной на охоту в Ехол?

Я лихорадочно думала. Неужели у нас нет другого выхода, кроме как покинуть столицу? Оставить страну варварам? Мы уже потеряли порты, крепости и береговые укрепления, но мы не потеряли свой народ! Если народ с нами, то нам просто необходимо остаться в Пекине, чтобы, когда подойдут варвары, оказать им сопротивление.

Будь император Сянь Фэн сильным человеком, он бы вел себя по-другому. Он бы стал образцом для других и повел народ на войну. Он бы сам поехал на границу и там сражался! И если бы даже он там умер, то все равно китайская честь и его имя были бы спасены. Но император не был сильным человеком.

К обеду приехала Нюгуру с Тун Чжи. Несмотря на погоду, мальчик выглядел здоровым и веселым и в своей белой шубке напоминал крепко скатанный снежок. Его покормили голубиным мясом с тонкими ломтями поджаренного хлеба, и он тут же затеял с Ань Дэхаем игру, называемую «Привяжи — развяжи». Сянь Фэн наблюдал за сыном, лежа на кровати. Он тоже смеялся и подзадоривал ребенка смелее наступать на евнуха. Я решила, что наступила подходящая минута для разговора.

— Ваше Величество! — начала я, стараясь ничем не выдать своей запальчивости. — Не кажется ли вам, что дух народа окончательно будет сломлен, если император... его покинет? — Я чуть было не сказала «сбежит». — Дракону нужна голова. Опустевшая столица подтолкнет многих к воровству и разбоям. В период династии Хань император Чу Веньван тоже решил скрыться на время государственного кризиса, и в результате он потерял уважение своего народа.

— Как смеешь ты делать такие сравнения! — рассвирепел император, выплевывая на пол чайные листья. — Я решил уехать ради безопасности своей семьи, включая тебя, между прочим!

— Мне кажется, что демонстрация народу нашей силы — сейчас самая важная задача для выживания страны, — мягко возразила я.

— Я не собираюсь сейчас это обсуждать. — Его Величество позвал сына и сам начал с ним играть. Тун Чжи громко смеялся, прятался от отца под стулом.

Я не обращала внимания на Нюгуру, которая жестами указывала мне на неуместность этого разговора

— Если бы с такой ситуацией столкнулись дед Тун Чжи или его прадед, то они бы остались, — твердо продолжала я.

— Да, но они не сталкивались с такой ситуацией! — снова вспылил Сянь Фэн. — Они сами вызывают во мне негодование, потому что именно они оставили мне в наследство такой хаос. Когда в 1842 году началась первая Опиумная война, я был всего лишь ребенком. И после смерти отца не унаследовал ничего, кроме неприятностей. Сейчас я не могу думать ни о чем другом, кроме как о тех контрибуциях, которые нас принуждают платить. По восемь миллионов таэлей каждой стране! Откуда мне их взять?

Мы спорили до тех пор, пока он не приказал мне убираться в свои покои. Его последние слова звучали в моих ушах еще очень долго:

— Услышу от тебя еще одно слово — и дарую тебе веревку для повешения!

Нюгуру пригласила меня на прогулку в свой сад. Она сказала, что на ее растения напала какая-то неизвестная болезнь, что-то вроде моли.

Я отнекивалась, говоря, что у меня сейчас нет настроения заниматься молью.

— Очень хорошенькие бабочки, — словно не слыша моих возражений, продолжала она. — Пойдем и поймаем их. И забудем про варваров.

Мы отправились каждая в своем паланкине. Я силилась проникнуться настроением Нюгуру и порадоваться ее приглашению, однако на середине пути передумала и приказала носильщикам отнести меня во Дворец блистательной добродетели. К Нюгуру я послала евнуха с извинениями, говоря, что решение императора покинуть столицу поразило меня до глубины души.

В приемной дворца я встретила своих зятьев: принца Гуна, принца Чуня и принца Цзэ. Принц Чунь поведал, что они пришли убеждать Его Величество не покидать Пекин. Это сообщение меня очень обрадовало и обнадежило.

Я ждала в саду до тех пор, пока князьям не вынесли чаю. Тогда я вошла в приемную залу и села рядом с императором Сянь Фэном. Тут же были и другие гости, среди которых я заметила Су Шуня и его сводного брата Туан Хуа. Последние дни они занимались подготовкой отъезда Его Величества в Ехол. Даже внутри дворца шум от подъезжающих и отъезжающих экипажей стоял непрерывно.

— Я покидаю Пекин, потому что от генерала Шэн Бао не поступало никаких новостей! — запальчиво произнес Сянь Фэн. — Судя по слухам, его взяли в плен. Если это так, то варвары могут появиться здесь каждую минуту!

— Ваше Величество! — Принц Гун упал на колени. — Прошу вас, не надо дезертировать!

— Ваше Величество! — Ему вторил принц Цзэ, пятый брат, тоже вставший рядом с Гуном на колени. — Останьтесь хотя бы на несколько дней! Я сам поведу благородные маньчжурские знамена в сражение с варварами. Дайте нам шанс себя прославить! Без вас... — Цзэ был настолько переполнен чувствами, что вынужден был на минуту остановиться. — Без вас у людей не будет героического духа.

— Император уже принял решение, — холодно оборвал его Сянь Фэн.

Тогда рядом с братьями упал на колени принц Чунь:

— Ваше Величество, стоит вам покинуть трон, и нахальство варваров только окрепнет. Из-за этого будущие переговоры станут еще Труднее.

— Кто сказал, что я покидаю трон? Я всего лишь еду на охоту.

Принц Гун горько рассмеялся:

— Спросите любого ребенка на улице, и он вам скажет, что император бежит!

— Как вы смеете? — Император лягнул ногой евнуха, который подошел, чтобы подать ему лекарство.

— Во имя вашего здоровья, Ваше Величество, простите нас. — Принц Цзэ схватил императора за ногу. — Разрешите мне пожелать вам счастливого пути. Но лично я собираюсь подставить себя под пушки.

— Прекратите дурить! — Сянь Фэн спустился с трона и помог принцу Цзэ подняться на ноги. — Слушай, брат, когда я окажусь вне досягаемости варваров, то смогу более вдумчиво и последовательно руководить военными действиями. — Тут он повернулся к Су Шуню. — Мы едем еще до рассвета.

Смелость Гуна, Чуня и Цзэ наполнила меня гордостью за то, что я маньчжурка. В то же время малодушие Сянь Фэна ничуть меня не удивило. Потеря фортов Дагу совершенно сломила его дух, и теперь он мечтал только о том, чтобы куда-нибудь удрать и там затаиться.

Пока император одевался, Су Шунь его поторапливал:

— Ваше Величество, путь до Ехола неблизкий. Нам и так туда ехать несколько дней!

Вошел сводный брат Су Шуня Туан. Это был тощий человек с длинной кривой шеей, отчего голова его все время склонялась на одни бок.

— Ваше Величество, — сказал он. — Вот список вещей, которые мы для вас упаковали.

— Где мои печати? — спросил император.

— Они изъяты из Дворца гармоничного сочетания созидательных Сил и спрятаны в надежном месте.

— Орхидея, — позвал меня император. — Пойди и проверь, где печати.

— Ваше Величество, в этом нет нужды! — начал возражать Су Шунь.

Не обращая на него внимания, император повернулся к принцу Гуну, который только что вошел в комнату.

— Брат Гун, почему ты еще не в дорожном платье? Разве ты с нами не едешь?

— Боюсь, что нет, — ответил принц Гун. Он был в официальном синем наряде с желтой полосой на рукавах и у горловины. — Кто-то ведь должен остаться в столице и встретить варваров.

— А как насчет Цзэ и Чуня?

— Они решили остаться в Пекине вместе со мной.

Император тяжело опустился на стул, и евнухи попытались натянуть на него сапоги.

— Принц Чунь должен сопровождать меня по дороге в Ехол!

— Ваше Величество, я умоляю вас в последний раз изменить свое решение и остаться в Пекине!

— Су Шунь, — нетерпеливо позвал император. — Подготовьте декрет, назначающий принца Гуна моим полномочным представителем на время моего отсутствия.

Сборы в Ехол стали для меня настоящей проблемой. Я не знала, что с собой брать, потому что понятия не имела, когда мы вернемся. Все самые ценные вещи оказались неподъемными. Мне пришлось оставить в Запретном городе живописные полотна, огромные вышитые картины, резную утварь, вазы и скульптуры. Каждой наложнице разрешалось загрузить своими вещами один экипаж, и мой уже был полон. Все остальные ценные вещи я прятала, где могла: засовывала за потолочные балки, ставила за двери, закапывала в саду. Мне казалось, что до моего возвращения никто их там не найдет.

Нюгуру отказалась оставлять дома даже самую малость из своих вещей. В качестве главной императрицы ей разрешили воспользоваться тремя экипажами, но и этого ей показалось мало. Она загрузила своим вещами экипажи Тун Чжи. Ему как наследнику полагалось десять экипажей, из которых семь заняла Нюгуру.

Моя мать чувствовала себя слишком плохо и не могла путешествовать, поэтому я сделала распоряжения, и она переехала в спокойную деревушку недалеко от Пекина. Гуй Сян должен был неотлучно находиться при ней. Ронг оставалась рядом со своим мужем.

В десять часов утра колеса императорского кортежа завертелись. Император Сянь Фэн не мог покинуть столицу без церемонии. Он принес в жертву животных и помолился небесным богам. Когда его паланкин миновал последние ворота Большого круглого сада, чиновники и евнухи бросились на колени и по нескольку раз ударились головой об пол. Император ехал вместе с сыном. Позже Тун Чжи мне рассказывал, что его отец плакал.

Процессия растянулась на три мили и была похожа на праздничный парад. В небо взлетали фейерверки — чтобы «распугать злых духов». Стража несла желтые флаги с драконами. Вслед за императорскими паланкинами двигались колонны представителей знати. Кроме них в процессии участвовали монахи, курители ладана, придворные дамы, слуги, охрана и королевские животные, а также оркестры с барабанами и гонгами и походная кухня. В самом хвосте ехала походная раздевалка и туалет. Солдаты вели под уздцы лошадей и ослов с поклажей дров, мяса, риса и овощей в глубоких корзинах, а также всякие кухонные принадлежности. Процессию замыкали семь тысяч всадников под командованием Жун Лу.

Когда мы миновали последние городские ворота, у меня из глаз потекли слезы. Лавки на торговых улицах были закрыты, люди носились во всему городу, как безголовые курицы, толкали впереди себя тяжело груженных осликов или несли поклажу на спинах. Бегство императора Сянь Фэн ввергло город в хаос.

Спустя два часа я попросила, чтобы мне принесли моего сына. Я посадила его на колени и крепко прижала к себе. Для него наш вояж казался простым утомительным путешествием, и он довольно быстро заснул. Я гладила его по мягким черным волосам, заново сплела косичку. Мне хотелось научить Тун Чжи быть смелым. Он должен знать, что мир никогда никому не даруется из милости. Но, избалованный евнухами и привыкший постоянно видеть рядом с собой прекрасных женщин, он воспитывался совершенно на других принципах. Мне больно было слышать, когда мой сын говорил, что, когда вырастет, он хочет стать таким, как отец. Я не считала, что такая изнеженность полезна для мальчика.

Пару дней назад в Запретном городе был зафиксирован случай воровства. Никто не сознался в преступлении, и явных подозреваемых тоже не нашлось. Мне поручили провести расследование. Я понимала, что дело наверняка не обошлось без евнухов, потому что кто-то же должен был таскать ценные вещи. Служанкам не разрешалось выходить за ворота дворцов без разрешения господ. Поэтому я подозревала членов императорской семьи, которые прекрасно знали, где лежат ценности.

По ходу расследования мои подозрения подтвердились. Выяснилось, что наложницы скооперировались с евнухами, решив поделить добычу. Все улики вели к леди Мей, Юй и Ли. Сянь Фэн пришел в ярость и приказал выгнать их из дворцов. Но мы с Нюгуру отговорили его от совершения возмездия.

— Сейчас не то время, чтобы ждать от людей благородства, — убеждали мы его в один голос — Разве у нас нет других забот?

От долгого сидения в паланкине у меня начали болеть суставы. Я думала о тех людях, которые вынуждены были шагать всю дорогу на своих мозолях. На ночь мы остановились в деревне, и тут мы увиделись с Нюгуру. Меня поразил ее внешний вид: она была одета так, словно собралась на праздник, в золотое шелковое платье, расшитое буддийскими символами. В руках она держала веер из слоновой кости и маленькую курильницу благовоний.

Она не меняла своего роскошного наряда во время всего путешествия. Через некоторое время я поняла, что она это делает от страха.

— Если во время пути на нас нападут и я буду убита, — говорила она, — то я должна быть уверена, что в свою будущую жизнь войду в достойном платье.

Я не видела в ее словах особого смысла Если на нас нападут разбойники, то ее платье станет первой вещью, на которую они покусятся. Перед ней открывалась реальная возможность войти в будущую жизнь нагишом. Еще в Уху я слышала о том, как кладбищенские грабители отрезали мертвецам головы только для того, чтобы завладеть висящими на их шеях ожерельями, и отрубали пальцы, чтобы завладеть тем, что на пальцах.

Сама я нашла целесообразным одеться как можно проще. Нюгуру сказала, что мое платье, одолженное у старшей придворной дамы, унижает мой сан. От ее слов я почувствовала некоторое облегчение. Но когда я попыталась точно так же одеть Тун Чжи, Нюгуру категорически воспротивилась:

— Ради Будды! Ведь он же Сын Неба! Как смеешь ты одевать его в нищенское тряпье?

Она решительно сняла с Тун Чжи простое хлопчатобумажное платье и заменила его на золотое с кружевами, затканное символами, гармонирующими с ее собственным платьем.

Крестьяне понятия не имели о том, что происходит: плохие новости из Пекина до них еще не дошли. Глядя на Нюгуру и Тун Чжи, они тем более не могли даже предположить, что наше положение так плохо. Им очень льстило, что мы решили остановиться на ночь в их деревне, и они кормили нас теплыми булочками из цельного зерна и овощным супом.

По пути нас постоянно догоняли гонцы от принца Гуна. Среди всех плохих новостей была только одна хороша: мы захватили в плен двух влиятельных иностранных офицеров, которых звали Паркс и Лох. Принц Гун использовал их в качестве рычага на переговорах. Последний гонец известил нас о том, что взят Запретный город, Большой круглый сад и Летний дворец.

— Командующий союзными войсками поселился в спальне Вашего Величества и живет там вместе с китайской проституткой, — доложил гонец.

Бледное лицо Его Величества покрылось холодным потом. Он хотел что-то сказать, но не смог выговорить ни слова. Через несколько часов он закашлялся, и в его мокроте появились сгустки крови.