"Владимир Кораблинов. Мариупольская комедия ("Браво, Дуров!" #2) " - читать интересную книгу автора

наметился черный сюртук и малиновая через плечо лента с мерцающими
блестяшками медалей, жетонов, почетных памятных знаков, со звездой эмира
бухарского! Точно такой же, как и у самого Анатолия Леонидовича!
- Ну-у... здравствуй, братец, - знакомым голосом сказал сюртук,
наплывая, наплывая на затрепетавший вдруг огонек свечи. - Здравствуй, Первый
и Единственный!
В последних словах издевательская усмешка слышалась несомненно. Вот уж
с кем сейчас не хотелось больному разговаривать, так это с братом. К чему?
Старые счеты, старая, закостенелая вражда, вечное соперничество. Бог с
ним... Устало закрыл глаза, вздохнул: вот ведь и свеча горит, а кажется, все
опять снова-здорова начинается. Но тлела еще робкая надежда, что откроет
глаза - и виденье исчезнет.
Ан не тут-то было.
- Ну-с, Толечка...
Голос приятный, бархатистый, мурлыкающий. Вспышка воображения враз,
одним росчерком, запечатлела существо страшное, фантастическое: котище-игрун
в сюртуке. Белая грудка. Зеленовато мерцающие глаза. А когти... Когти!
- За что ты меня ненавидишь, Володька?
- Ха! Ха! Ха! - ненатурально, граммофонно, засмеялся Дуров-старший. -
Нет, позвольте, позвольте, кто это говорит? Неужели первейший в России
насмешник, гроза местной администрации? Пугало интендантов и продажных
газетчиков? Губернаторов даже, черт возьми! "За что ненавидишь"... Фуй, как
бездарно, пошло! Да ты сам, сам, - ты ж себя литератором почитаешь, - сам
хорошенько вслушайся: реплика из провинциальной мелодрамы! "За что
ненавидишь!"
Больной промолчал, не стал спорить. Действительно, глупая фраза
сорвалась. Беспомощная, жалкая. Значит, так уж скрутило, так ослабел... Или
и в самом деле родственные чувства заговорили? К чему это - то папочка, то
вот теперь - пожалуйста, братец! Неужели наступает, пришла та минута, когда
человек мгновенной мыслью охватывает... охватывает...
- Да ты, душенька, не обижайся, - прервал его брат (нет, нет, какой
брат, - чудище в сюртуке!). - Это я тебе не в укор говорю, без злобы. Просто
нам, друг мой, скоро нечего будет делить, не из чего ссориться: твой конец
ведь всем очевиден.
- Какой конец? Что ты мелешь?!
- Ну-ну, спокойно, не брыкайся. Ты же и сам чувствуешь, что дело твое -
швах. Как артист ты уже не существуешь, а скоро и Анатолия Дурова-человека
не станет. "За что ненавидишь"... - Владимир фыркнул в великолепные усы -
ну, кот, настоящий кот! - А за что мне тебя, Толечка, любить?

М-м-м... А ведь и в самом деле - не за что. Давайте, давайте-ка
припомним кое-что из далекого прошлого. С детских, с отроческих лет.
Припомним, сопоставим, глянем беспристрастно.
Итак?
После смерти матери (она умерла рано, в памяти Анатолия ее образ
запечатлелся слабо, расплывчато) папочка махнул рукой на все, запил и отдал
братьев на воспитание дяденьке Николаю Захаровичу.
Мальчики как бы в другой мир переселились, несхожесть двух родственных
обиталищ была разительной. Более чем скромная квартирка пристава Тверской
части ни в какое сравнение не шла с барскими палатами знаменитого