"Владимир Кораблинов. Герасим Кривуша " - читать интересную книгу автора

ай еще что, - где сел, там и торгуй на здоровье. Тут же баба, видишь ли, не
там села. Так он, воевода, мало что поддал сапогом лоток с оладьями, но и
бабу велел тут же высечь при народе, зверь. И на женский стыд не поглядел.
Да ведь так с его приезда и пошло', дня не бывало без казни: то не там стадо
прогнали, то не этак шапку скинул, зазевался, не кланялся ему, воеводе, ну,
не то, так то, а уж найдет, с чего взять, и за всякую малость - пеня, кнут,
батожье. Бутурлин был собака, но куда же против Грязного! Ангел божий,
ей-право, ангел.
______________
* Полкопейки.

7. А пьяница, а блудня! Стрельцова женка Степанидка вечером огородами
из бани шла. Откуда ни возьмись, наскочилп трое, сбили с ног, завернули в
веретье*; приволокли рабу божью в воеводскую хоромину, там - гульба: с
Грязным Васильем бражничают стрелецкий голова Толмачев, да Сережка
Лихобритов, да поп Девицкий Никитка. Стрельчиха-то ни жива ни мертва, а они
ей: "Садись, гуляй с нами". Она взмолилась: "Ох, господа, грех ведь!
Нонче-де пятница, постный день". Поп Никитка скалится: "Ништо, раба божья,
я-су все грехи отпущу!" И Толмачев велит ей садиться, подносит вина, а
Васька в бубны бьет, ржет, жеребец стоялый. Ну, она, Степанидка, отчаянная
была, она Петьке Толмачеву засветила по скуле, свешник сбила со стола да
бежать. Садами, огородами доплелась-таки домой. Ее муж спрашивает: "Ты чего
такая расцарапанная, расхристанная?" Она, конечно, все сказала, как было.
"Ну, пес! - закричал стрелец. - Я ж ему попомню!" И он перед спасом
побожился, что так не так, а быть Ваське Грязному от него, от стрельца,
дурну. Ан дурно-то ему самому вышло. Он утром не успел лба перекрестить, к
нему гости: пятидесятник Андрюшка Камынин со стрельцами; скрутили руки,
увели в тюрьму. И там Пронка Рябец из него на двадцать восьмом кнуте душу
вышиб. Стала Степанидка вдова с двумя малыми детушками. Так что ж, ведь не
отстал Васька, зверь: велел у ней печь запечатать, чтоб не топила. А уже
снег был, зима, студено. Померзли Стрельцовы ребятишки. Что, проклятый,
удумал! Он и после того, как кто ему не угодил - велит печь запечатывать.
Сколько ребяток тогда у нас на Воронеже померзло, несть числа!
______________
* Грубое полотно, дерюга.

8. Было воеводе Грязному на Москве говорено, чтоб за летошний бунт
держать воронежских жителей в страхе. И он это исполнял так, что лучше и не
надо. Но вот дьявол, видно, шепнул ему воротиться к тому делу. Оп призвал
Лихобритова и велел прочитать пытошные бумаги про бунтарских закоперщиков.
Тот прочитал, Грязной спрашивает: "Всех казнили?" - "Вона! - засмеялся
Лихобритов. - Поди, уже и сгнили в Чижовском логу!" - "А ты, дурак, не
скалься, - говорит воевода, - это я сам понимаю, что сгнили, мне до них дела
нету, мне дело до ихних свойственников". - "Какие свойственники! - говорит
Лихобритов. - Илюшка, какой из под петли убег, он не здешний, валуйский; бар
Борских мужик издалеча же, безродной, а Барабанщик Васька... ох, постой,
боярин! Чуть ли после него дочурка не осталась... Ну да, так, точно: она еще
со своим мужиком с Гараськой кучилась до меня, чтоб ей родителя с виселки
спять, да я не велел. А он, Гараська-то, грозился тогда, шапкой обземь бил,
кричал: погоди, еще и тебе будет туга! Такой дерзкой!" Грязной тогда сказал: