"Афанасий Лазаревич Коптелов. Возгорится пламя (Дилогия о В.И.Ленине - 2) " - читать интересную книгу автора

будто обсыпанный росой, язык. Поглаживая атласную, струящуюся под пальцами,
шерсть собаки, Надя расспрашивала о селе. Ей хотелось подружиться с местной
интеллигенцией. Володя покачал головой:
- Какая тут интеллигенция?! Поп да дьякон. Ну, еще учитель.
- Ты ставишь учителя в один ряд с попом. Не ошибаешься?
- Рад бы ошибиться, но факты - упрямая вещь. Правда, нынче он уже не
помогал попу собирать пасхальную ругу.
- Постеснялся ссыльных?
- Возможно. И, к счастью, он женился удачно. В карты уже не дуется. И
пьяным его не вижу.
Надя пошевелила старые головешки. Владимир достал перочинный нож,
настрогал из сухой палочки щепочек и вмиг разжег костер. Потом сел на свое
место, погладил Дженни и продолжал:
- Была у меня одна примечательная встреча с учителем. На святках. В
воскресный день возвращаюсь с прогулки. Гляжу - возле моста на обеих
сторонах Истока стоят мужики, как две черные тучи. Древняя рать против такой
же рати. Только без секир да дреколья. Одна улица против другой. А на льду
уже сошлись на кулачки ребятишки. Кое-кому успели разбить носы в кровь.
- Ужасно!
- Самое ужасное ожидалось с минуты на минуту. Мужики с берегов
науськивали: "Зю, зю!", "Бей шипче!", "Норови по сопатке!", "Под вздохи
лупи!" И сами засучивали рукава. Еще секунда, и бросятся в схватку. Стенка
на стенку! Как при Иване Грозном! Века прошли, а дикость осталась. Спрыгнул
я с моста на лед и стал расталкивать ребят в разные стороны. Вижу - не
удается. Сшибаются снова, как молодые петушки. С обрывов посыпались мужики:
"Не трожь!", "Не суйся, политик, не в свое дело, - зубов не досчитаешься".
- И они могли...
- Я в ту минуту думал только о детях... А мужики уже махали кулаками. С
обеих сторон - мерзопакостная брань. Вдруг между стенок врезался
Стародубцев, стал отталкивать одного влево, другого - вправо: "Не дам
ребятишек! Не смейте!" Школьники - к учителю, как цыплята к наседке. Мужики
на какую-то секунду опешили. Я стал стыдить, уговаривать. Хожу между стенок.
Винным перегаром разит от тех и других. Дышат тяжело, тычут кулаками, а
достать противника не могут... Не знаю, чем бы все кончилось, но проезжал
мимо старшина, испугался, что могут смять "политика" - отвечай за него.
Повернул свою пару коней и въехал между стенок. Расступились. А старшина: "В
каталажку захотели? В острог?" Кивнул на меня: "Он все законы знат, а вы:
дуроломы..." Погрозил кнутом: "По домам, варначье!" Стали потихоньку
расходиться... А после, говорят, многие жалели: зрелища лишились!
- Ну, а учитель? Что же он?
- Я не заметил, куда он исчез в тот день... Иногда встречаемся на
улице. Поповское влияние не выветрилось. Это не вдруг. И не так-то легко.
Поп, как положено, преподает "закон божий". Но учитель есть учитель. Как бы
там ни было, а от него останется в деревне след.
- Знаешь, Володя, - Надежда прислонилась щекой к его плечу, - я тоскую
по школе. Часто вспоминаю нашу питерскую воскресно-вечернюю... С какой бы я
радостью...
- Считай, что у тебя уже есть ученик.
- Да... Но мне бы к детям. Сейчас бы...
Пламя угасло. Они набрали сухих хворостинок и, положив в костер, сели