"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

Парни из форта Дональд, эгей!..

Это песня об упрямых, бесстрашных парнях, которые шли навстречу бурям и
наводнениям, не отступая, не отклоняясь, шли и пели охрипшие от непогоды,
погибали, но не сдавались. Их гибель печальна и все же прекрасна и
осмысленна. А сколько погибает в других фортах - день за днем рябит в
газетах: форт Дуамон, форт Мортомм, форт Шестой, форты Вердена. Там храбрецы
погибают в смрадной грязи, искромсанные взрывами, отравленные газами,
погибают, ничего не создав; их гибель бессмысленна.
...Третий год войны. Везде говорят об убитых или искалеченных
родственниках, друзьях, знакомых. Везде говорят и пишут о страшных боях за
Верден, об удушливых газах, об аэропланах и цеппелинах, бросающих бомбы, о
подводных лодках. Говорят о карточках на хлеб, на мясо, об очередях за
углем.
Но говорят и о книгах, о театрах, о стихах и пьесах. Многие еще помнят
то время, когда именно от театра ждали великого обновления общественной
жизни. Всего двадцать - двадцать пять лет прошли с тех пор, когда в немецких
городах начали создавать народные театры, когда в драме Гауптмана "Ткачи"
впервые на сцене появились рабочие - голодные, униженные и восстающие.
В Германии давно уже не вспоминают о революции. Только старики иногда
рассказывают о том, как их отцы и деды бунтовали в 1848 году, сражались на
баррикадах против королевских войск так же, как парижане в 1871 году, как
русские в 1905-м.
Спектакли народных театров многим казались когда-то новой немецкой
революцией. Песни и пьесы Франка Ведекинда воспринимались как мятеж. Они
яростно отвергали все то, что буржуа, чиновники, пасторы, господа офицеры и
преподаватели гимназий считали добропорядочным, священным.
В гимназии на уроках подробно толкуют о драмах Шиллера - о "Дон
Карлосе", об "Орлеанской деве", о гётевском "Фаусте" и декламируют звучные
стихи, высокопарно повышая голос, придыхая, нарочито растягивая слова.
Но старшеклассники уже знают, что есть великие писатели, вовсе забытые
гимназическими программами: Гёльдерлин, Граббе, Бюхнер, знают, что в
Германии живут замечательные драматурги: Гауптман, Ведекинд, Зудерман,
читают буйные литературные журналы "Действие", "Штурм", "Новый пафос" и
спорят об экспрессионистах, которые хотят изменить мир, обновить всю жизнь с
помощью нового театра, не похожего ни на что существовавшее раньше.
В Аугсбургском театре нарядные декорации: картонный мрамор колоннад,
фанерные деревья и холстинные небеса. Бумажные цветы старательно
притворяются настоящими. Люди на сцене делают вид, что не замечают зрителей,
что и впрямь радуются, гневаются, любят, ревнуют. Но в других городах театры
показывают небывало новые спектакли. Пронзительный луч прожектора
выхватывает куски темной сцены; актеры говорят, обращаясь прямо к зрителям:
герои пьес иногда вовсе лишены имен, просто "отец", "мать", "жена", "поэт",
"девушка".
В полутемном подвале на Королевской площади, где торгуют очень старыми
и дешевыми новыми книжками, продавцы разрешают копаться в грудах книг. Здесь
продают и эти новые пьесы, напечатанные на серой толстой бумаге, в бурых
шершавых обложках, вытаращивших черные угловатые буквы.
Длинные монологи и отрывистые реплики рябят восклицательными знаками.