"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

реальная, осязаемая роскошь. Все больше свеже отремонтированных,
новостроящихся домов, все ярче, пестрее витрины. Днем яркие, глянцевые
краски, ночью разноцветные огни реклам убеждают, заклинают, зовут покупать,
покупать, покупать: мебель, квартиры, сигареты "Юно", модные ботинки,
автомобили "мерседес", самопишущие ручки, зубную пасту "Хлородонт",
гигиеническое белье, автомобили Форда, детские игрушки, бюстгальтеры,
пишущие машинки, цветочную рассаду, консервированные фрукты, зубную пасту
"Хлородонт", сигареты "Юно"... На улицах все больше автомобилей разных
видов, разных окрасок. Город пропах бензином, горячей резиной. Появились
автомобили-омнибусы, громоздкие, заполняющие улицы фырканьем, рычанием
моторов, хриплым кваканием клаксонов. Только на окраинах еще встретишь
последних старых извозчиков в лакированных низких цилиндрах.
Театральный Берлин стоит на трех китах: Рейнгардт, Есснер и Пискатор.
Рейнгардт прослыл дерзким бунтарем еще в начале века. До войны он
ставил полуреалистические, полуромантические грандиозные спектакли, в
которых участвовали сотни статистов и по сцене гарцевали живые кони. Теперь
он все еще упрямо отстаивает свое первородство новатора от экспрессиониста
Есснера и от Пискатора, который хочет создать "пролетарский революционный
театр новой эпохи".
Есснер в Государственном театре придумывает все новые геометрические
конструкции, системы лестниц и площадок, позволяющие разбивать действие на
четкие пространственные слои. Шекспира и Шиллера он ставит так же, как
Толлера и Кайзера.
В Народном театре Пискатора на сцене тоже конструктивные площадки, лучи
прожекторов, но главное все-таки не в них, а в плакатах, лозунгах,
статистических таблицах, в огромном экране для фильмов и диапозитивов. Сцена
должна раскрывать общественные - экономические и политические - корни
событий, представляемых артистами. Действие комментируют специальные тексты,
написанные на плакатах или произносимые хорами. Пискатор еще в 1919 году
собрал труппу, которая называлась "Пролетарский театр революционных рабочих
большого Берлина". Они выступали в разных помещениях, арендуя залы клубов,
больницы, пивные и просто на площадях; ставили "Враги" Горького, обозрения
"Русский день" и "Против белого террора" в защиту Советской России,
инсценировки романов Элтона Синклера и пьесы экспрессиониста Франца Юнга. Но
вскоре театр был запрещен полицией. Пискатор оказался в полном одиночестве.
Тогдашнее руководство компартии его тоже не поддержало. Газета "Роте фане"
упрекала его в примитивной агитационности и писала, что рабочему классу
необходимо настоящее искусство, хотя бы даже буржуазное по происхождению, но
настоящее. Пискатор не успокоился; к 1924 году он стал руководителем
Народного театра, он снова ставил Горького и Юнга, а также Л. Толстого,
Роллана и спектакли-обозрения, в которых сочетались хоры, драматические
сцены, кино, цирковые аттракционы, джаз, десятки герлс, политические речи.
Он поставил и шиллеровских "Разбойников", заявив, что хочет, чтобы зрители
заметили, что с тех пор прошло сто пятьдесят лет. Артисты были в современной
одежде, Карл Моор развенчивался, как болтливый либерал, а главным героем
становился разбойник Шпигельберг, превращенный в коммуниста.
Руководство компартии изменило отношение к Пискатору; в 1925 году он
показывает делегатам съезда КПГ специальную постановку: "Вопреки всему.
Историческое обозрение 1914-1919 годов" <Позднее Пискатор создал свой театр
на Ноллендорфской площади, ставил революционные драмы Э. Толлера, обозрение