"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

Написанное он отнес в газету. И впервые в жизни увидел свои слова
напечатанными. Они приобрели нежданную значительность, став четкими черными
строчками, так заманчиво и таинственно пахнущими кисловато-скипидарным
дыханием газетного листа, бок о бок с величавыми словами военных сводок,
рядом с огнедышащей скороговоркой телеграмм и фронтовых корреспонденций.
"Заметки о нашем времени" он подписал "Бертхольд Эуген". Прошло всего два
месяца, но ему уже смешно вспоминать, что он тогда насочинял о неизбежности
войны, как восхищался "серьезностью" и "скромностью" кайзера, "сознающего
свою тяжкую ответственность"...
Правда, редактор потом говорил, что эти "Заметки" рассердили некоторых
читателей: нельзя так писать о кайзере - и недостаточно почтительно и
похвалы скорее похожи на иронию, кайзер, мол, так миролюбив, что "его за это
высмеивали". И речи его будто бы "совершенно лишены самоуверенности". Кто
поверит, что это написано всерьез?
В сентябре несколько старшеклассников ушли добровольцами. На вокзале
была шумная толпа. Музыка. Флаги. Речи. Пели "Германия превыше всего" и
"Стража на Рейне". Директор гимназии и преподаватель истории говорили "к
рождеству победоносные войска великого кайзера, увенчанные победной славой,
вернутся к родным очагам".
В гимназических коридорах мальчишки наперебой рассказывают о лихих
атаках прусских улан, о неудержимой баварской пехоте. Говорят, что завидуют
отцам и старшим братьям, которые колотят наглых лягушатников-французов,
коварных бельгийцев, варваров русских и торгашей англичан. Поют:

Каждым ударом - француз,
Каждою пулею - рус!

Прыщавые герои хмурятся, как жаль, что они еще молоды, не успеют, война
скоро кончится. Но проходят недели, и сообщения с фронтов становятся все
более тусклыми. На западе, во Франции, "германские войска приостановили свое
наступление, отражают контратаки превосходящих сил противника". А тем
временем казаки скачут по Восточной Пруссии.
В газетах пишут о героях, которые "рады умереть за кайзера и
отечество". Рады умереть? Какой идиот может радоваться смерти?
"Боже, покарай Англию", - пишут на плакатах, на пивных кружках, на
туалетной бумаге. А он поет под гитару баллады Киплинга, читает друзьям его
стихи о храбрых английских солдатах, насмешливых, сильных, уверенных в себе.
Французов называют исконными врагами, велят их ненавидеть и презирать.
А он восхищается Наполеоном, сочиняет музыку на слова Вийона и читает
друзьям стихи Бодлера, Верлена, Рембо...
О русских говорят, что они дикари, жестокие и невежественные, что они
не могут создать ничего своего, кроме самовара, тройки и водки. А он
рассказывает друзьям о Толстом, о Достоевском.
Ему уже шестнадцать лет. Гимназические учителя считают его скрытным
хитрецом, а друзья - простодушным добряком. С чужими он молчалив, диковат,
угрюмо застенчив, с приятелями - весел и разговорчив. И со всеми старается
быть вежливым, покладистым. Но не терпит, когда его хотят подчинить, когда
не убеждают, а заставляют верить и слушаться. Тогда, чем настойчивее
пристают, тем он упорнее противится, чем назойливее повторяют одно и то же,
тем злее он сомневается. Дома велят быть опрятным, следить за одеждой - ведь