"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

На темной кирпичной стене большие белые буквы старательно выписаны
мелом: "Мы воюем не за отечество, не за бога, не против их врагов; мы воюем
за богачей и убиваем бедняков".
Это правда, и, значит, есть люди, которые стараются, чтоб эту правду
узнали все. Пора. С каждым днем становится все хуже.
Раненые опять прибывают поезд за поездом. Они рассказывают: американцы
навезли новых пушек и молотят непрерывно. Чуть погода получше, налетают
аэропланы, бросают газовые бомбы. А немецкая артиллерия едва огрызается;
немецких аэропланов почти не видно. И с каждым днем все больше английских
танков. Эти огромные бронированные коробки с пушками и пулеметами движутся,
как черви на ребристых стальных лентах. Перекатываются через ямы, ломают
деревья. Пули и снаряды от них отскакивают, как горох. Теперь только штабные
франты хотят воевать. Фронтовикам все осточертело.
Раненые, больные прибывают и с востока, с Украины, из Польши, из
Прибалтики, с Кавказа. Там повстанцы, партизаны создают новые фронты. На
западе под ураганным огнем, в удушливом смраде газовых атак, еще держится
хваленая прусская дисциплина: окрик фельдфебеля или гневный взгляд
лейтенанта страшнее смерти. А на востоке солдаты уже начинают митинговать,
отказываются выполнять приказы, требуют мира, кричат, что не будут стрелять
в русских товарищей...
Газеты пишут о забастовках в Берлине, Гамбурге, в рейнских городах.
Вместе с забастовщиками на улицы выходят женщины, подростки, инвалиды и
легко раненные солдаты из лазаретов, поют "Интернационал", кричат "Долой
войну!". В Киле опять восстали экипажи военных кораблей. Отряды вооруженных
матросов разъехались по стране, занимают железнодорожные станции, срывают
погоны у офицеров, сопротивляющихся избивают. На заводах, в воинских частях
создают Советы - солдатские и рабочие Советы.
Во вторую неделю ноября на улицах Аугсбурга необычайно шумно.
Мальчишки-газетчики не успевают пробежать и одного квартала, их окружают
целые толпы.
8 ноября кайзер покинул Германию, уехал в нейтральную Голландию. 9
ноября в Берлине социал-демократические депутаты провозгласили республику.
11 ноября начались переговоры о перемирии.
После четырех лет непрестанной пальбы впервые, наконец, умолкли пушки.
Санитар Брехт начинает каждый день торопливым взглядом в газету - что
нового. Он рад революции. Рушится, наконец, власть напыщенных болванов и
раззолоченных ничтожеств, кайзера и генералов, гимназических учителей -
проповедников "сладости смерти" и бездушных врачей, отправлявших на фронт
недолеченных солдат. Он слушает споры в госпитале и на улицах, иногда и сам
ввязывается. Говорунов из верноподданных, которые возмущаются подлостью
социалистов, изменивших присяге, он прерывает, внезапно спрашивая, громко и
спокойно: "А разве сам кайзер - верховный главнокомандующий не дезертировал,
не нарушил присягу первым?" Верноподданный смущенно замолкает или злобно
отругивается, а вокруг смеются.
"Казармы и даже лазареты опустели. Старый город внезапно наполнился
новыми людьми, они шли большими толпами с окраин, неся с собой такую
жизненную силу, которой не знали улицы богатеев, улицы канцелярий и
торговцев" (Брехт).
Он вырос в годы войны. Тогда смерть была заурядной повседневностью,
хотя воинственные стихотворцы и пасторы воспевали ее как "мистическое