"Конан и Великая душа 2. Огни Будущего" - читать интересную книгу автора (Толуэлл Брайан)

Глава восьмая СЛУГА СУДЬБЫ

Сознание медленно возвращалось к Конану. Проис­шедшее казалось жутким сном, нелепой игрой чудо­вищных ночных кошмаров. Но, еще не разлепив веки, киммериец понял: этот жуткий сон все еще продолжает­ся. Безголовые серые бестии с перевернутыми глазами на сосках и широким ртом на животе несли его, ухватив трехпалыми клешнями за руки и ноги, по извилистому коридору. Его тащили, точно покойника, ногами впе­ред. Под лапами бестий трещал песчаник, а вокруг мета­лось кровавое марево: алый туман был истинным влас­телином этого подземелья. Конан дернулся, пытаясь освободить хотя бы какую-нибудь конечность, но тщет­но: хватка тварей по-прежнему была железной — они даже не остановились. Не издавая ни звука, костлявые бестии тащили плененного короля в неведомое Нечто.

Осознав бессмысленность попыток освободиться, Конан обратил свое внимание на дорогу, по которой его несли. Выгнув голову, киммериец обнаружил, что слева по ходу движения высится отвесная гладкая скала; вершина скалы терялась в кроваво-алом тумане* Справа же, судя по всему, лежала глубокая пропасть, и в этой пропасти бушевало огненное море, его горячие и ядовитые испарения поднимались вверх, обжигая тело и затрудняя дыхание. Всюду слышались треск и громы­хание, откуда-то издалека доносились глухие подзем­ные толчки. «Я в недрах действующего вулкана», —' решил было Конан, хотя казалось и вовсе невероят­ным, как он мог сюда попасть, учитывая, что с момента его пленения в Тарантии прошло не более получаса — в этом Конан был уверен. Но в миг, когда он пришел к такому умозаключению, кровавый туман над его го­ловой неожиданно расступился, и он увидел небо — вернее, то, что было небом этого жуткого мира. Корич­нево-рдяный свод, мерцающий неровными сполохами красноватого света, казалось, навис над ним. Внезапно Конан осознал страшную истину: солнца не было не потому, что его закрывали тучи, — нет, пунцовый не­босвод был безоблачным, — а потому, что солнце в этом мире не предполагалось вовсе. Он понял, что ока­зался в одном из бесчисленных Преисподних Миров, начинающихся там, внизу, в глубинах огненного моря, что плещется справа от широкой горной тропы. Жуткие безголовые твари тащили его куда-то вдоль этого моря; очевидно, они хорошо знали дорогу.

Между тем Конану становилась невмоготу от уду­шающего жара. Земля также была раскалена, и, поскольку серые твари были коротконоги, могучее тело Конана постоянно царапали раскаленные камни гор­ной дороги. Изуродованная спина не просто болела, — казалось, под ней трепещет огонь. Жар был таков, что Конан забыл и думать о разбитом подбородке и вывер­нутой ноге. Вдобавок, тряхнув головой, он обнаружил, что остался почти без волос — без его знаменитой гус– той смоляной шевелюры, которую он сохранял в самых отчаянных схватках своей жизни! А вот теперь сохра­нить не смог…

Время шло, безголовые бестии, не ведая усталости, несли гиганта-киммерийца по горячей горной тропе. Казалось, ей не будет конца, и Конан уже был согласен попасть куда угодно, лишь бы поскорее, чтоб вживую не свариться в этом адском котле.

И потому измученная душа его возликовала, когда впереди, в кроваво-алом тумане, высоко над землей, появилось неясное голубоватое свечение. «Вот куда они меня тащат», — подумалось Конану. Однако у се­рых бестий было, видно, иное мнение на этот счет. Едва завидев голубой свет, они остановились, затем стали возбужденно переговариваться; ничего из их слов Конан разобрать не смог. Тем временем облако голубо­го света росло, расползалось, прогоняя прочь кровавый туман. Из недр голубого облака повеяло холодом, его спасительные волны как будто одели киммерийца в прозрачный защитный кокон. Безголовые бестии были в панике; очевидно, сие явление не было предусмотре­но по плану их хозяев. Твари неловко отступали к от­весной скале, таща за собой Конана. Но у скалы негде было спрятаться. Конану показалось, что пленившие его вот-вот кинутся наутек от голубого облака — по той же дороге, что пришли сюда.

В этот момент голубая завеса разверзлась, и в про­еме показался человек — высокий, стройный, облачен­ный в длинный, доходящий до пят, синий плащ с синим же капюшоном. На груди у него что-то блестело. Быстрым, уверенным шагом человек спускался по при­зрачной бирюзовой лестнице — сюда, вниз, на раска­ленную горную тропу, к Конану и его пленителям. Ис­пуганно заверещав, твари все-таки бросились обратно, прочь от человека в синем плаще. Но они не успели сделать и двух шагов, как внезапно скала, казавшаяся несокрушимым монолитом, раскололась и осела на тропу, полностью закрыв обратный путь. В это же мгновение из блестящей пластинки, сверкавшей на груди мужа, ударил стремительный голубой луч. Ударил в самый живот одной из адских тварей — той, которая все еще удерживала мертвой хваткой ноги Конана. Тварь, которую не брал даже верный двуручный меч, сгорела моментально, от нее ничего не осталось. Вто­рое чудище, верно, обезумело при виде участи, постиг­шей собрата. Оттолкнувшись от земли всей силой лас-топодобных ступней, тварь прыгнула в огнедышащую пропасть, увлекая за собой Конана. И вот уже ким­мериец почувствовал, как проваливается в кипящую бездну. Падая, он еще успел увидеть, как за спиной че­ловека в синем плаще стремительно возникают гигант­ские перепончатые крылья, а ноги обрастают цепкими ястребиными когтями. Мгновение — и человек-птица ринулась в бездну вослед Конану.

И она успела подхватить киммерийца — в тот самый момент, когда он уже ощущал себя почти что заживо сваренным в адском котле. Острые когти впились в его грудь, а на руках все еще висела безголовая серая бес­тия — и вопила, вопила, вопила… На этот вопль из ог­недышащего моря вынырнули ее собратья — создания, облик которых был таков, что человеческий глаз отка­зывался лицезреть его, а разум — воспринимать. В са­мом сумасшедшем бреду не привидится такое! Бестий были мириады, они облепили Конана со всех сторон. Они кусали, царапали, рвали тело исполинской птицы с человеческим лицом, которая пыталась вытащить Ко­нана из адской бездны. Но и в этом аду лицо человека-птицы было холодно и бесстрастно, и сие ужасало Ко­нана не меньше, чем все остальное. Кошмарные твари облепили гигантские крылья, драли и кромсали их, но птица, точно не чувствуя этого бремени, уверенно взмывала ввысь, — туда, где посреди кроваво-алого ту­мана клубилось голубоватое облачко. Мощь этого су­щества, кем бы оно ни было, потрясала Конана. И по­тому он почти не удивился, когда спасительный лазоревый туман оказался совсем рядом, а в следующее мгновение адские твари и вовсе исчезли — исчезли вместе с кроваво-алым миром огнедышащего моря и рдяного, лишенного светила небосвода…

Конан, ни на секунду не терявший сознания, ока­зался все в том же тронном зале своего дворца в Гаран­тии. Могучая птица ловко усадила его на самый коро­левский трон, после чего вмиг обратилась человеком. Из сверкающей пластины на его груди снова ударил го­лубой луч. На сей раз он поразил Конана, и луч этот был целительным! Чудо свершилось: рваные раны мгновенно затянулись, на голове снова заколосилась пышная шевелюра, и как будто даже потерянные зубы возвратились в рот; само собой, зажили покалеченные лицо и нога. Конан ощутил себя здоровым и бодрым. Очевидно, в таком же состоянии пребывал и его спаси­тель: на киммерийца смотрели умные серые глаза, лицо же человека в синем плаще было по-прежнему непро­ницаемо. Вдруг позади него откуда-то возник трон — такой же, как и у аквилонского короля — и он уселся на этот трон, прямо напротив Конана.

Варвар не успел еще переварить все, с ним проис­шедшее, как незнакомец заговорил. Голос его был сильным, уверенным, но — одновременно — прият­ным.

— Ведомо ли тебе, король Аквилонии, что я вырвал тебя из самых челюстей Ада?

Конан кивнул. Раскрыв глаза, он внимательно изу­чал незнакомца — и не в силах был его постичь. Он встречался с могущественными магами, добрыми и злыми, даже с богами; как мог, он постигал их истин­ную сущность. Нынешний же его гость не был подвлас­тен проницательному взору киммерийца. Наконец Конан спросил:

— Гы… ты — волшебник?

Вопрос был совершенно идиотский; кто, как не мо­гучий маг, способен был вызволить его из адских бездн?!

— О да, — заявил гость. — В твоих понятиях я — ве­ликий волшебник, самый могущественный из всех, живущих на Земле; выше меня стоит лишь тот, кому я служу.

В другой момент Конан счел бы подобную речь пус­тым бахвальством, но уверенный, бесстрастный тон волшебника не оставлял никаких сомнений в том, что все сказанное им — сущая правда.

— Да, я волшебник, каких нет на этом свете, — про­должал гость. — И в то же время я скорее исследова­тель, ученый, скромный Слуга Судьбы.

«Нет, вы только подумайте, — Слуга Судьбы! — не­вольно усмехнулся Конан. — Наречь себя так мог лишь человек, начисто оторванный от дел суетного мира!»

— И зачем тебе понадобилось спасать меня, Слуга Судьбы? — спросил он вслух.

— Меня не устраивал исход, предрешенный тебе хо­зяином нежитей.

— Чьим хозяином?

— Нежити — те безголовые твари, что пленили тебя.

— А не ты ли и есть их хозяин? — вдруг с подозре­нием вопросил Конан. — Почем я знаю, что все проис­шедшее со мной — не дьявольский спектакль?! Вы, маги, шибко охочи до подобных шуток! Ты ведь и рань­ше пытался добраться до меня! Признайся: те трое, что возникли будто из воздуха во время утреннего боя в Бельверусе — разве это были не твои люди? Если бы не та мумия, что упала с крыши, они наверняка утащили бы меня — куда, кстати?

Волшебник шумно вздохнул.

— Отвечаю по порядку. Хозяин нежитей — не я, а, как ты изволил выразиться, мумия, которой ты столь признателен. Кто она — пока я этого не знаю. Известно мне лить, что это жрец Сета, ибо он прикончил моего брата черной пятерней. Второго моего брата убил ты.

В голове Конана окончательно все перемешалось. Он и во сне не мог представить себе жреца Сета своим союзником. В то же, что хозяином нежитей был именно этот жрец, он поверил сразу.

— Далее, — говорил маг, — планы моего хозяина изменились. Мы отказались от идеи доставить тебя к нему и вместо этого придумали нечто иное; вот почему я сегодня спас тебя.

— Ты спас меня, чтобы отомстить самому? На узком аристократическом лице волшебника воз­никло некое подобие усмешки.

— Что значат жалкие жизни героев и магов в срав­нении с волею Судьбы?! Увы, мой друг, смерть моего брата — недостаточный повод, чтобы призвать тебя к ответу. Тебя, баловня той самой великой Судьбы, кото­рой я служу. Но ты угадал — месть, священная, божест­венная месть — она и вправду лежит в основе моей миссии. И месть эта будет свершена; вот зачем я здесь.

Из высокопарной тирады неведомого волшебника Конан понял только одно; Слуга Судьбы собирается прикончить его.

— Могу ли я знать причину этой мести?

— Не вижу в этом необходимости. Знание придаст тебе новые силы для борьбы, а борьба, собственно, уже закончилась. Глупо начинать все сначала.

Холодные, бесстрастные слова мага суровым приго­вором ложились на душу Конана. Ответной реакцией была злость — природная, дикая ярость против неспра­ведливости. Он не может погибнуть так, не зная, поче­му, не имея сил предпринять что-либо в свою защиту! И притом погибнуть здесь, в самом сердце своей стра­ны, на собственном троне в Гарантии!

Точно услышав мысли короля, Слуга Судьбы мол­вил:

— А с чего ты взял, что мы в Тарантии?

В мертвой тишине тронного зала слова мага прозву­чали жутко и как-то неестественно. Влекомый страш­ным подозрением, Конан вскочил с трона и подбежал к окну. Сдавленный крик вырвался из могучей груди: вместо огней ночной Тарантии за окном расстилалась непроглядная мгла — настолько явственная, что ее можно было потрогать руками…

— Куда ты меня притащил, чародей?.. — гаркнул Конан и тотчас осекся: внимание его всецело захватил большой серебристый медальон, сверкавший на груди мага. Конан мог поклясться, что никогда не видел ни­чего подобного: медальон изображал Нечто, устрем­ленное ввысь, к самым вершинам Могущества — то ли пирамиду, то ли какой-то тайный треугольный знак…

Странное ощущение узнавания овладело киммерий­цем: ему показалось, что когда-то он уже сталкивался с этим Нечто, изображенным на медальоне… Как, когда, где — этого он вспомнить не мог. И в следующую секунду все воспоминания были разом отринуты, слов­но в мысли Конана вмешалась неведомая властная рука…

Конан очнулся на троне. Слуга Судьбы по-прежне­му сидел напротив него. Беззастенчивый взгляд ма­леньких серых глаз, казалось, рассматривал самую душу киммерийца. Собрав в кулак всю свою волю, Конан прыгнул. Прежде, чем погибнуть, следовало, по меньшей мере, утащить в Серые Земли и своего спаси­теля-погубителя.

Какая черная магия вмешалась в полет закаленного, всегда покорного воле хозяина могучего тела — то Ко­нану не было ведомо. Только опустился он не на грудь врага, а, сделав замысловатый пируэт в воздухе, прямо в горящий очаг. Огонь, возликовав, любовно охватил все тело варвара, и Конан снова потерял сознание.

— Твоя легендарная прыть на сей раз не поможет тебе, — вдруг услышал он знакомый холодный голос. — Все кончено, Конан, смирись.

Король открыл глаза. Проклятие, он снова восседал на золотом троне против могущественного незнакомца! И, как и в первый раз, на теле его не было и малейших следов ожога. Видно, таинственный мститель на ред­кость заботливо относился к здоровью варвара.

— Да кто ты такой, дьявол? — хрипло пробормотал киммериец.

— Я уже представлялся тебе: Слуга Судьбы. Мо­жешь также именовать меня магистром, хотя это ниче­го не меняет. Впрочем, мы отклонились от темы. Разго­вор не обо мне, а о тебе, Конан. Ты…

— Знаешь что, магистр, мне надоела твоя болтовня! Хочешь пришить меня — давай, не медли! У вас, у вол­шебников, прямо ритуал какой-то: прежде чем убить жертву, читаете ей целые лекции по философии!

— Увы, нам не понять друг друга, мой безрассудный друг! Где тебе, варвару, уразуметь мотивы исследовате­ля?! Я ученый, я провожу грандиозный научный опыт, и объектом моего эксперимента являешься ты, о Ко­нан! Вполне естественно, я должен понаблюдать за тобою до начала опыта, ибо я последний, кому суждено лицезреть великого героя Конана из Киммерии!

В голосе магистра не было и намека на насмешку. Заключительные слова волшебника особенно насторо­жили Конана; каким-то тайным чувством он неожи­данно осознал, что не жизнь отнять у него явился бес­страстный Слуга Судьбы, а нечто иное…

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду твою сущность-, о Конан! Вглядись в себя, великий герой. Тебе за пятьдесят. Жизнь прожи­та, и какая жизнь! Хватило бы на тысячи обычных жиз­ней и еще бы осталось. Скольких сынов человеческих ты отправил в иные миры вот этими руками? Скольких созданий Тьмы ты прикончил верным мечом из креп­кой стали? Скольких могучих магов отправил ты в без­дны преисподних?

— Я и тебя бы послал вслед за ними, будь я в силах! — не сдержавшись, рявкнул Кокан. Варвар был весь в напряжении, предвкушая нечто ужасное, что уготовил ему таинственный мститель, и ровная, бес­страстная, неторопливая речь мага действовала на него хуже пытки.

— Вот-вот, — вежливо поддакнул магистр. — В тебе сидит неукротимый дух жизни. Ты словно создан для подвигов, как демон рождается для свершения зла. Ты весь — в твоих подвигах. Вне их ты — ничто и никто.

— К чему ты клонишь, Слуга Судьбы? Всю жизнь я сражался со Злом и не жалею об этом. Родись я снова, моя жизнь была бы такою же!

— Все правильно, Конан. Только бессмысленна твоя борьба. Зло неуничтожимо — я говорю это как знаток предмета. Думаешь, я не боролся бы со злом, если б верил хоть немного в свою победу?!

— Кто бы говорил… — криво усмехнулся Конан.

— Долгие века, обитая вместе со своими братьями в затерянной среди скал цитадели, я изучал основы бытия. Не пустая философия, но строгая наука, осно­ванная на фактах и опытах, привела меня к заключе­нию, что Зло одолеть невозможно, ибо оно лежит в основе жизни. Борясь со Злом, Добро вхолостую расходу­ет свои силы. Вот и ты: сотни раз ты стоял на пороге смерти, коварная Судьба играла тобой, как осенний ветер опавшим листком, а ты все верил, что исполня­ешь некую миссию.

— Я верил и верю в справедливость, как я ее пони­маю. Человек — это существо с чувствами. Я не мог пройти мимо, спокойно наблюдая, как льется кровь де­вушки под ножом злобного жреца, как безумный влас­телин обращается с подданными, точно со скотом. Не мог. Пока жив, я служил и буду служить Добру. Это по­нимали все мои враги. Если ты этого не понимаешь, ты сам не человек, магистр.

Слуга Суцьбы неторопливо покачал головой.

— Есть еще и третий путь. Твоя служба Добру за­кончена, Конан. Не кипятись, я вовсе не собираюсь со­вратить тебя на путь Зла. Не за этим я здесь…

— Если вся твоя месть только в том и заключается, чтобы вести со мной душеспасительные беседы, мо­жешь болтать хоть целый день — я просто заткну уши, — поневоле расхохотался Конан.

— Ты не слишком любезен. Но ничего, это дело по­правимое… Ведь я явился, чтобы дать мир твоей беспо­койной душе.

— Что это значит? — встрепенулся киммериец. — Я уж было решил, что тебе охота просто поиграть со мной!

Волшебник медленно поднялся со своего трона. Конан же почувствовал, как все его члены словно бы завязли в невидимой трясине, так что он не волен даже пошевелить головой.

— Никакой игры, Конан. Все как нельзя более се­рьезно. Я дам мир твоей душе, — повторил Слуга Судь­бы. — Жизнь Конана-варвара окончена. Конан-герой, Конан-освободитель, Конан-разрушитель — все эти персонажи, сыгранные тобой, останутся только в не­верной памяти людей. Ты начнешь другую жизнь, Ко­нан, король Аквилонии. Жизнь не во имя абстрактной справедливости, но во имя себя, ради удовлетворения твоих королевских забот и прихотей. Отдохни, Конан-киммериец. Превратись в цивилизованного владыку, пекущегося только о себе и ни о ком более. Варвар уйдет из твоей души, и тем свершится божественная месть…

— Н-н-нет!!! — в безысходном отчаянии взревел Конан; наконец-то страшный смысл задуманного ма­гистром дошел до его сознания, острым клинком вреза­ясь в израненную душу.

— Да, — спокойно и уверенно произнес маг. — Да будет так, по замыслу моему и согласно воле моего Бога…

Слуга Судьбы возложил гибкие пальцы на поверх­ность серебристого медальона, и они начали светиться неясным голубоватым светом. Вскоре этот свет охватил все тело волшебника, стремительные искорки бежали по широкому синему плащу, и весь этот поток изливал­ся на скорчившегося в бессмысленной борьбе Конана. Сам же Конан, продолжая наблюдать мага, приобретал и новые ощущения. Что-то и в самом деле происходило с его телом. Он чувствовал, как бесчисленные боевые рубцы сами собой затягиваются, живот обрастает вну­шительным слоем жира, могучие мускулы, напротив, сжимаются, съеживаются, а сам он горбится, как будто все прожитые годы сейчас, в одночасье превращают его в старика. И на фоне этих преобразований незаметно в душу его начинает закрадываться нечто ранее ему неве­домое — не то усталость, не то лень, нечто такое, отчего человек бросает все дела и спешит к мягкому дивану. Вот и теперь эта усталость души требовала забыть о прелестях бурной жизни, о подвигах и походах, о Добре и Зле, об этом жутком волшебнике, — она требовала всецело отдаться во власть отдыха и развлечений…

— Кро-о-ом! — из последних сил вскричал Конан.

И, словно откликаясь на прощальный зов измучен­ной души, вспыхнул яркий огонь. Конан видел, как Слуга Судьбы удивленно вскинул голову, и синий ка­пюшон спал, обнажив лысый, вытянутый, точно яйцо, череп. Волшебство не отступило, нет, но Конан чувст­вовал, что внезапный взрыв огня дал ему передышку.

А когда огонь исчез, киммериец увидел перед собой могучего черноволосого и чернобородого исполина, окруженного дружиной похожих на Конана воинов в серых кольчугах, с широкими длинными мечами и про­стыми железными щитами. Темные глаза чернобородо­го исполина пылали гневом, и он разжал уста:

— Последняя мольба моего излюбленного сына услышана. — Черноволосый король поднял руку, сжи­мавшую огромную боевую секиру, и его низкий, власт­ный голос зазвучал вновь: — Остановись, Брахо, пре­зренный пес! Не ты, но я вручил Конану-киммерийцу мужество и силу, и не тебе, рабу непризнанного Бога, распоряжаться ими! Отступи, повелеваю тебе!

— Ты не мой Бог, Кром Киммерийский, — холодно сказал Слуга Судьбы; впервые на его бледном бес­страстном лице появилась жестокая улыбка. — Ты не можешь повелевать мною. Равно ты не можешь и ли­шить моего Бога священного права причитающейся ему мести. Убирайся, Кром, или ты думаешь, что я не справлюсь с тобой? — И ледяной смех магистра Синих Монахов разнесся под сводами высокого тронного зала.

«Безумец, безумец, — колотилось в мозгу Конана, — как может он противопоставлять себя Богу!» Согласно верованиям киммерийцев, некогда Кром играючи сле­пил Землю, населил ее людьми и вручил этим людям единственный дар — силу, мужество и волю к справед­ливости. Легенды гласили, что, сотворив мир, Кром сразу же забыл о Земле и смертных. Но Конан знал: это не так. С небес боги пристально следят за деяниями че­ловеческими. Кром принадлежал к тем богам, которые никогда — за редчайшими исключениями — не помога­ли людям. Но однажды, в миг смертельной схватки с Ях Чиенгом, Кром все-таки вмешался в судьбу Конана, — его божественный гнев развеял порождения Тьмы и привел киммерийца к победе. И вот теперь Кром явил­ся снова, дабы защитить свой великий дар, дар, сделав­ший сына Крома самым знаменитым героем Хайбо-рии… Но и Слуга Судьбы не собирался отступать. Он снова приложил руки к загадочному медальону и, как локазалось Конану, закрыл глаза. Брахо начал стреми­тельно расти, через секунду-другую он уже был раза в три больше Крома и его воинов. Конан ужаснулся: не­ужели возможно, чтобы кто-либо взял верх над Отцом Киммерии?! Воины Крома бросились рубить гигантские ноги магистра, но, казалось, их усилия были тщет­ны; тут Конан невольно вспомнил, как столь же тщетны были попытки адских тварей одолеть человека-птицу. Привычный мир как будто рушился на глазах у кимме­рийца. Кром, казалось, был здесь уже целую вечность, но исполинский Слуга Судьбы несокрушимо стоял, пытаясь сосредоточиться и наверняка поразить кимме­рийского Бога.

И тогда Кром стал метать свои молнии. Магистра окружала защитная оболочка светящегося голубоватого тумана, но молнии Крома пробивали ее, они опуска­лись на синий плащ, прожигали его, и вот уже от белой кожи магистра поднимался сизый дымок. А молнии сыпались и сыпались; Конану показалось даже, что Брахо начал гореть. Но тут Брахо отнял руки от меда­льона, с его ладоней разлился ослепительный неживой свет. Пораженные им, попадали наземь воины Крома. А сам великий Бог, заслонившись зеркальным щитом, внезапно метнул тяжелую секиру прямо в основание пирамиды, сверкавшей на медальоне Брахо. Бледное лицо мага исказилось. Он не сумел поймать или откло­нить секиру. Оружие врезалось в медальон, и в следую­щий миг Брахо, съежившись до своих обычных разме­ров, упал на спину, лысая голова его ударилась о сапог Конана. В тот же миг киммериец ощутил освобождение от незримых пут и могущественного волшебства: он снова был Конаном-варваром, героем и сыном Крома. А Кром тем временем уже выхватил гигантский меч, висевший у него на поясе. Еще секунда — и голова Брахо покатится к ногам киммерийского Бога.

Но неведомая сила вдруг поставила магистра на ноги — как это произошло, Конан не мог понять. Длинные гибкие пальцы обхватили шею Крома.

— Мой Бог сильнее тебя! — сказал Слуга Судьбы.

Трудно было представить, но киммерийский Бог и неведомый волшебник сошлись в рукопашной. Конан подскочил к дерущимся, сжимая меч. Он уже хотел на­нести удар — неважно куца, ведь он не сомневался, что смертный не может поразить Бога, тем более Бога сво­ей родины, значит, удар получит враг, — но тут в мозгу его прозвучал суровый, повелительный голос Крома:

— Прочь, Конан! Не пристало смертному идти на выручку к Богу. Я справлюсь и сам.

Повинуясь, Конан отпрыгнул от дерущихся. И во­время: грянул грохот, яркая вспышка осветила огром­ный зал, — Кром, Брахо, а вместе с ними и все повер­женные воины киммерийского Бога исчезли. Конана тряхнуло, он ощутил, как куда-то проваливается, как стремительно падает вниз. Затем толчок, свет, он снова теряет сознание — и снова, уже в который раз, прихо­дит в себя на золотом королевском троне.

Уже утро, яркие солнечные лучи проникают сквозь бархатные шторы, перед троном стоят испуганные при­дворные, а граф Троцеро изумленно произносит:

— Откуда ты свалился, мой повелитель?! Ночью ты так и не пришел в свою опочивальню, вот мы и явились сюда. Но тебя не было, а мы увидели только это жуткое чудовище…

— Какое-такое чудовище? — собираясь с мыслями, пробормотал король.

— Вот это, — дрожащим голосом молвил Публио, и Конан увидал рядом с троном громадную тушу корич­невого демона; рядом валялась отрубленная им, Кона­ном, башка…

— Ради Крома! — прошептал киммериец.

— Где ты был, государь? — с тревогой повторил рвой вопрос Троцеро, озабоченно вглядываясь в непри-рычно бледное лицо короля, точно тщась на нем про-весть ответ.

— Почем я знаю, где был, — тихо сказал Конан и, рбведя советников отсутствующим взглядом, доба-рил: — Однако ж этой ночью мне выспаться не удалось. Д ты все-таки продай треклятый трон, Публио!