"Андрей Константинов. Агентство 'Золотая Пуля'-3 ("АНДРЕЙ Обнорский") " - читать интересную книгу автора

филологов было не так чтобы много, поэтому отдельные индивидуумы с
техническим образованием, ныне промышлявшие журналистикой, нередко сочиняли
подобные перлы. Хмыкнув еще раз, я подумала, что на месте автора написала
бы: "Телесные повреждения оказались несовместимыми с ТАКОЙ жизнью".
Впрочем, с той жизнью, которую мы имеем последние несколько лет, мало
что можно совместить...
Я с тоской посмотрела на кипу текстов, которые в срочном порядке нужно
было вычитать. Вот всегда так. Я неделями, как бедная родственница, клеюсь к
расследователям и репортерам, чтобы они отдали мне свои шедевры, прежде чем
те пойдут в номер "Явки с повинной" или в очередной бестселлер типа "Очерков
коррумпированного Петербурга". Творцы отмахиваются от меня, многозначительно
давая понять, что журналистика - это не моя занудная юриспруденция, здесь
нужно работать с чувством, с толком, с расстановкой. Это у вас, адвокатов,
говорят они мне, можно рот закрыть - и рабочий день закончен, а место
убрано. У них же материи посерьезнее, требующие сосредоточения мыслительных
усилий, благоприятного расположения звезд и вовремя выданной зарплаты. А
потом, когда время сдачи поджимает, меня забрасывают текстами, как аллеи
листьями в Летнем саду осенней порой. Правда, спустя почти год моей работы в
Агентстве в качестве человека, "оказывающего юридическую поддержку", а проще
говоря - буфера на пути истцов, возмутившихся материалами наших журналистов,
ребята усвоили многие мои требования. Например, перестали называть
подозреваемых преступниками и научились отличать разбой от грабежа, а
последний - от кражи. И в этом я вижу свою несомненную заслугу. Судебные
процессы по материалам Агентства теперь скорее исключение, нежели правило.
Но достичь этого удалось путем конфликтов с журналистским корпусом,
хлопанья дверьми и надолго прилепившегося ко мне прозвища Цензор.


2

Очередной опус начальника отдела расследований Спозаранника, правового
нигилиста и самого ярого моего противника, был испещрен галочками -
шедевральное произведение главного расследователя вызвало у меня много
вопросов.
Я набрала в легкие побольше воздуха и шагнула в кабинет
расследователей.
- Глеб, так писать нельзя...
- Ну, госпожа Лукошкина, - в голосе Спозаранника появились
металлические нотки, - мне все-таки виднее, как можно писать. - Глеб
язвительно посмотрел на меня поверх очков, в которых фанатично отсвечивали
блики настольной лампы. - Мы тоже университеты кончали, знаете ли.
- Воля твоя, Глеб, но я этот материал визировать не буду. - Я
попыталась сказать это как можно строже, заранее зная о безнадежности своих
усилий найти компромисс со Спозаранником.
- Вы угробите месяц работы нашего отдела, лишите газету сенсационного
материала. Обнорский этого вам не простит.
Глеб был спокоен, как море в штиль.
Он отлично знал о моих, мягко говоря, прохладных отношениях с
Обнорским.
Сейчас я с трудом могу себе представить, как однажды поддалась