"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

много, вся неформальская тусовка была в курсе. Узнали и предприниматели, и
политики. Все на это старались. И разные жулики пытались углядеть в его уже
неизбежной смерти возможную для себя в будущем выгоду. Почти у самого гроба
они суетились со своими бумажками, предлагая какие-то контракты. Кажется,
речь шла о шести тысячах долларов - плате за Венино обследование в
Московской клинике. Деньги обещал дать попсовый музыкальный продюсер
Шульгин. Не из одних лишь добрых побуждений, а в обмен на пакет авторских
прав, на все Венино творчество. По-моему, это больше походило на
мародерство, чем на благотворительность. Не знаю, с какими целями были
куплены этим Шульгиным у умирающего Веньки все его стихи и песни. Так нигде
больше они и не появились. Ни на радио, нигде. Неформат. Получается, что эти
самые попсовые продюсеры своими контрактами нашего Веню от всех опять
похоронили. Во второй раз закопали. Чтоб не создавал конкуренцию своим
звездно-мафиозным семейкам - с их некончаемой пошлятиной, тиражируемой
центральными телеканалами.
По словам Непомнящего, Веня даже в самые тяжелые, последние дни своей
жизни прекрасно понимал, кто сейчас перед ним и что происходит. Необходимые
бумаги и завещания вскоре были подписаны. Веня хоть как-то хотел скрасить
жизнь своим родным и близким. Из последних сил. Как оказалось, все это
шевеление отнюдь не продлило ему жизни. Лучше бы его и не привозили в эту
Москву. Быть может, он бы подольше продержался там, у себя на родине. Среди
степей и трав украинских. Хоть на пару недель.
Анчута была, в самом деле, прототипом героини одной из известных
Вениных песен - про "Анку-пулеметчицу":

Пулеметчица строчит с утра и до ночи
Что белые - что басмачи
И если строчится пулеметчице,
То чего бы ей не строчить.

Она ненамного пережила Веню. Наверное, на год или полтора. Вышла замуж,
родила ребенка, и через несколько месяцев умерла от сердечного приступа.
Как-то быстро и спонтанно. Тусовка пожимала плечами в трагическом
недоумении. Непомнящий тоже пожалел с грустью: "Жалко Анчуту, сердечная
тетка".
Из Брянска в августе я отправился вместе с Мефодием и Блондином на
последний в своей жизни рок - фестиваль. Мы ехали по трассе до Курска, затем
до Харькова, и уже оттуда - электричкой, автобусом, и еще 10 километров
пешком по пшеничным полям. Собралось там человек сто. Не очень много, и тем
было лучше. Село, вблизи которого это все происходило, называлось Балаклея,
а сам фест носил громкое название: "Русский рок против капитализма и
мондиализма". Шли по полю в окружении каких-то панков и пили спирт прямо из
горла пластиковой бутылки. Стася тогда уже почти разругалась с Непомнящим и
шла со мной рядом, не очень довольная жизнью. Я, пребывая в очередной
депрессии, разговаривал с ней и, тупо уставившись в землю, случайно на ходу
углядел бок боевой гранаты Ф-1. Наверное, она лежала здесь с времен войны,
или с каких-нибудь учений. Лимонка была утрамбована в землю прямо посреди
дороги. Я попросил у народа нож, и, сосредоточив разъезжающийся от спирта
взгляд, начал ее выкапывать. Непомнящий заставил панков залечь в пшеницу,
метров за двадцать. Напротив меня сидела просто чумовая - черноволосая в