"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

"Станьте ловцами человеков", - ты должен привести за собой в партию
хотя бы десяток. Можешь привести и сотни. Своим примером и подвигом. Тех,
кто не пошел за тобой - брось, оставь, рано или поздно ты все равно их
потеряешь. Рано или поздно у тебя не будет друзей вне партии, да они и ни к
чему больше. О чем с ними говорить? О музыке, уроках, девочках? Откуда они
знают о девочках? Все самые лучшие девочки - у тебя в партии. Все перед
тобой. А "вне" - там животные. Если девочка твоя сильно протестует, значит
она просто дрессирует тебя. Хочет, чтобы ты потерял волю. Прогнулся перед
ней. Если ты не бросишь ее первым - она сделает тебе больно. Девочки вне
партии несут только лишь вред. Смятение, сомнение. Ты можешь кончить жизнь
самоубийством.
Ты в любой момент готов к смерти, и тебе уже ничто не важно - пусть
вокруг разверзнется геенна огненная - ты пройдешь свой путь до конца. Еще
один кирпич в стене. Ты живешь в абсолютно параллельном мире. С миром овощей
ты пересекаешься только на митингах и в обезьянниках. Все остальное время -
ты среди своих. У тебя есть твоя газета и много что еще. Есть осознание
того, что ты прав, и тебе обязательно будет принадлежать весь мир. И ты рано
или поздно сам сможешь распять кого угодно - любого из твоих мучителей.
Сколько таких было до начала прошлого века? Когда убивали сотнями.
Вешали и ссылали в Сибирь в кандалах. Сегодня помнят имена единиц. Завтра
вспомнят только Ленина и Сталина. Открой Солженицына. "Двести лет вместе".
Только там десятки фамилий. За ними - сотни. За сотнями - тысячи. Десятки
тысяч героев, восставших против режима. Казненных за многие десятки лет до
октябрьской революции. Для того, чтобы взорвался весь мир, необходимо,
обязательно необходимо, чтоб погибли тысячи. Когда мир все же взорвется -
погибнут миллионы. Что в сухом остатке? Нелепый деревенский дурень Хрущев?
Барыга, подрезающий себе морщины - Сильвио Берлускони? Что в сухом остатке,
солдат партии? Война продолжается, а ты ее уже проиграл. Потому что, даже
победив, ты все равно умрешь, и вся твоя революция тут же растает,
растворится в грехах и пороках человеческих. Как будто и не было ничего.
Калиюга. Те же крысы, те же мрази по углам, те же костюмчики и бархат
ковров. И торжественный венок на твой камень. Пламенные речи жирных
уродцев - "знаете, каким он парнем был", скользкие локотки элиты, колкие
улыбочки приближенных к телу. Там всегда возня. Там никакие механизмы
самозащиты не работают. Семь высших степеней масонства уже в курсе, что все
они - никакие не вольные каменщики Иисуса Христа. Что истинный бог их -
двурогий козлобородый Бафомет. Мифы умирают позже, чем люди. Значительно
позже. Големы не умирают никогда. Те, кто умерли, больше не умрут. Они
обязательно, следующей же ночью придут за тобой и будут трогать тебя за
плечо. Шептать тебе свою страшную тайну. О том, что и ты тоже зван.
Я могу с закрытыми глазами пройти по этим ступенькам дома на Второй
Фрунзенской. Вот ступеньки, вот выбоины на них, черная железная дверь,
заложенная каким-то старым замком изнутри. Вытираешь ноги о полотенце цветов
американского флага, и проходишь вправо. Там приемная. Столы с газетами,
стул и телефон. На телефоне сидит Толя Тишин. Он теперь за старшего.
Перебирает бумаги, улыбается при виде меня, обнимаемся. Прохожу.
- Вот, видите, Роман, все раньше с мамами сидящих партийцев общался -
родительские собрания даже собирали. А теперь с мамой Лимонова. Звонит,
интересуется, как там ее сын сидит, что там с ним. Во как бывает.