"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу авторастене замуровали. Передо мной был уже совсем чужой, далекий от меня человек.
Со своими понтами и претензиями. Ее уже там, оказывается, во всю обхаживали румыны. Гаже этого я себе представить ничего не мог. Уж лучше б итальянцы, кто угодно, только не румыны. Так что я с полным недоумением вынужден был сообщить ей, что мне очень надо ехать в Дзержинск на выборы, что там меня ждут. Что я - такой же "солдат партии", как и все. И она, от нечего делать, решила поехать со мной, и то же отдать свой последний долг, помочь партии. Ну и ладушки. Народу день ото дня прибывало все больше и больше. Приехал Голубович, и уже вовсю развозил полиграфию. Была достигнута договоренность с Прохановым об использовании шапки газеты "ЗАВТРА". Газету начал писать Женя Лавлинский, друг Елькина, лысый и жутко продвинутый чел, лучший журналист Нижнего Новгорода, лауреат разных там конкурсов, один из немногих нацболов, участвовавших в реальных боевых действиях. Оба номера газеты выглядели просто идеально. Народ рвал ее из рук, лотошники торговали ею, как обычной, прохановской. Каждое утро в четыре часа объявлялся подъем, и на двух легковых машинах нацболов развозили к проходным химзаводов. На лютой стуже, сыром или морозном, в зависимости от температуры, ветре, они вручали, всовывали, впихивали эту самую "ЗАВТРА": - Газета Эдуарда Лимонова. Пожалуйста, возьмите газету! Приезжали к завтраку. В 9 утра Елькин посылал кого-нибудь из присутствующих за колбасой. На завтрак. Так выходило дешевле. Это была красного цвета вареная колбаса. По вкусу и запаху колбаса эта могла сравниться только со свежей теплой блевотой вокзального бомжа, или проститутки с пятнадцатилетним стажем. Как будто ее выскребали у нее из влагалища, эту самую колбасу, заворачивали в полиэтилен, резали и заставляли нас есть. Колбаса стоимостью 36 рублей килограмм. Каждый день - кусок батона и эта самая колбаса. Как вся наша жизнь. Вспоминались черно-белые кадры хроник блокадного Ленинграда. Хлеб. Следующий раз мы ели горячее. Обычно вечером. Это желтого цвета суп с луком, макаронами и кубиком Магги. Мы покупали народу сигареты. Халява была по сигаретам и кофе. Я уже полгода не курил, поэтому мне это было неактуально. Еще устраивали регулярные общие подтягивания на турнике. Чтоб хоть чуть развеселить. На самом деле, было довольно весело. Вот так вот - кромешно, горестно и весело. Сразу после завтрака народ брал газету - кто сколько мог унести, или листовки с клеем, и расходился по омерзительно скользкому городу. Теперь уже до самого вечера. Пока глаза не закроются. Те, кто не выдерживал и шел отдыхать, выходили с листовками ночью. Героем кампании, нашим стахановцем и всеобщим любимцем был Фиш. Маленький, в огромных скинхедовских ботинках, как светлячок, Фиш разносил огромный полосатый баул газет. За день - около 4 тысяч квартир. И падал замертво заполночь, чтобы в 4 опять пойти, как в бой, с этими газетами, уже к проходным. Он был еще очень молодой, не имел никакого ровным счетом образования. У Фиша была язва, и иногда он желтел и корчился от боли, лежа посреди кухни на раскладушке. Когда народ приходил поздно ночью откуда-нибудь с задания, Фиш немного просыпался, просил у кого-нибудь сигарету, делал пару тяг и снова умирал до утра. Я как-то спросил у Елькина, а почему Фиш? |
|
|