"Александр Викторович Коноплин. Поединок над Пухотью " - читать интересную книгу автора

на века". Кругом-то низина. Веснами вода заливает. После и следов не
найдешь. Только и есть, что этот бугор.
Подошли бойцы второго расчета Зеленов, Царьков и Грудин, молча
подставили плечи. Скоро процессия достигла вершины и все вздохнули
свободней. Без лишних слов опустили убитых по одному вниз, накрыли
брезентом, и принялись торопливо забрасывать могилу комьями мерзлой глины.
Засыпав, солдаты постояли над ней немного, сняв шапки, и хотели было
уходить, как Моисеев зачем-то воткнул в земляной холмик большой кривоватый
кол. Старшине это не понравилось.
- Як татям? Та ты що?! - он с минуту думал. - Богданов, Осокин, Кашин
и ты, Стрекалов, пидыть до погосту, пошукайте щось-нэбудь. Який-нэбудь
памьятник, чи маймор. Щоб як людям...
- Легко сказать - памятник! - ворчал Богданов, перескакивая с одной
мерзлой кочки на другую. - В нем, самом маленьком, небось, пудов
шесть-семь, а нас всего четверо!
Никаких памятников, тем более мраморных, на этом деревенском кладбище
не было. В одном месте, правда, солдаты наткнулись на большую гранитную
глыбу, отесанную с одного боку. Но, во-первых, она была слишком велика, а
во-вторых, выбитая на ней надпись гласила, что "под камнем сим покоится
прах раба божьего Данилы Петровича Ворожцова - купца первой гильдии -
почетного гражданина города Платова, примерного отца семейства" и так
далее, и тому подобное. Изрытое минометным огнем кладбище представляло
собой зрелище не только жалкое, но и страшное. С востока на запад, делая
дугу вокруг подножья холма, тянулась сплошная траншея, прерываемая
остатками блиндажей и землянок. Выброшенные в спешке скелеты, лишь кое-где
прикрытые снегом на этой, очень ветреной стороне холма, валялись повсюду,
попадались под ноги, встречали идущих сумасшедшим оскалом выбеленных
временем черепов. Солдаты бродили по кладбищу, пиная ботинками немецкие
гофрированные противогазные коробки и пустые консервные банки, перелезая
через разрушенные блиндажи. Возле одного из них Богданов остановился.
- Ты чего? - спросил Сашка. Глеб странно посмотрел на товарища
продолговатыми глазами в густой ресничной опушке и сказал:
- Все одно, дельнее этого ничего не найти. Крестов и то больше нету.
Все сожгли. Один вот остался. Хотели и его сжечь, да, видимо, огонь не
взял. Дубовый!
Возле развалившегося входа в блиндаж лежал на снегу огромный дубовый
крест. На черном его основании виднелись следы топора.
Подошли остальные.
- Вы что, спятили? - поинтересовался Осокин. - Да вас за такое дело
знаете куда?
- Знаем, - кивнул Богданов, - Саня, берись за этот конец. Осокин, не
дрейфь, становись под комель, а то у Кашина пупок развяжется.
Старшина вначале так же, как Осокин, вытаращил глаза, но потом стал
помогать солдатам. Дело, и верно, было не совсем обычное, и старшину оно
смущало не на шутку. Весь обратный путь он молчал, но, когда до
расположения батареи осталось не больше километра, не выдержал:
- Слухайте, хлопцы! Сдается мени, що мы трохи не то зробыли. - Он
смотрел виновато и даже немного растерянно. - Боны ж комсомольцы! - и снова
никто не отозвался. Всем хотелось поскорее добраться до тепла, бухнуться на
утрамбованную телами солому и спать, спать, спать...