"Александр Викторович Коноплин. Поединок над Пухотью " - читать интересную книгу автора

искры. Глядя на старшину, расшевелились и остальные. Моисеев и Кашин сняли
шинели. Богданов разделся до пояса. В тишине слышались глухие удары и
тяжелое дыхание: "Кха! Кха! Кха!"
На немецком берегу было тихо и темно. За весь вечер над берегом не
взлетело ни одной ракеты. По опыту Стрекалов знал: если нет ракет, значит,
усилили наблюдение, к чему-то готовятся. Может, подвозят технику, может,
копают траншеи.
На всякий случай он переместился немного левее и присел на бугорок.
Здесь было не так ветрено. Стрекалов согревался как мог: стискивал плечи
руками, задерживал дыхание, сильно двигал прижатыми к телу локтями - все
помогало слабо.
Позади, над лесом, возле которого теперь стояла батарея, то и дело
предательски высвечивался край неба - немцы опять бомбили железную дорогу
на Ямск. На фоне этих отсветов Сашкина длинная фигура, наверное, хорошо
была видна с другого берега. Приседая к земле, он не столько прятался от
ветра, сколько от немецких наблюдателей. Сменивший его Богданов, оценив
обстановку, тоже присел, поминая нехорошими словами ветер, мороз и сидевших
в тепле фрицев.
Когда могила углубилась на штык, снизу, из-под горы, пришел Осокин.
Постоял на краю, повздыхал.
- Ну как они там? - спросил Кашин. - Лежат?
- Лежат, - ответил Осокин, - чего им еще... Вы тут поскорея, а то...
Он хотел добавить, что ему одиноко и страшно стоять ночью возле
мертвых, но не сказал: уж лучше стоять там - не то в почетном карауле, не
то просто так, - чем долбить эту трудную землю.
Батюк скомандовал перекур. Пятеро моментально собрались в кучу: Осокин
милостиво разрешил закурить из своего кисета. В неглубоком покуда котловане
остался один Карцев - он был некурящим. Лопата досталась ему самая большая
и самая неудобная с кое-как вставленным черенком. Отяжелев, она начинала
крутиться, норовя сбросить груз, неструганое дерево натерло на ладонях
волдыри.
На краю ямы, свесив ноги в новых ботинках, сидел подносчик снарядов
Моисеев и курил, спрятав чинарик в рукав шинели.
- Интеллигенция! - сказал он, показав пальцем на Карцева. - Лопату
держать не умеет! - Он искательно заглянул в глаза старшине: пять минут
назад ему здорово досталось за прикуривание третьим. Величайшую эту
оплошность Гаврило Олексич приравнивал к преступлению... - Лопату, говорю,
держит, как баба!
- Бачу...
- Молчи уж, Моисей! - посоветовал Стрекалов.
- А что, неправда?
- Правда. Черенок-то кто стругал? Ты? Моисеев коротко хохотнул.
- Все одно - гнилая интеллигенция. Ему хошь какой инструмент дай - все
одно не к рукам.
На этот раз ему никто не возразил. Спрятанные глубоко в рукава шинелей
цигарки вспыхивали, тускло освещая выпяченные губы и узкие мальчишеские
подбородки.
- В самом деле, Карцев, - сказал Уткин, - глядеть на тебя тошно.
Стрекалов спрыгнул в яму.
- Левой бери поближе к железке да держи крепче. Вот... А теперь давай