"Александр Терентьевич Кононов. На Двине-Даугаве " - читать интересную книгу автора

маски висят по стенам - одна будто смеется, другая плачет... Занятно! И вот
как-то раз вижу: выходит из этого зала Резонов... Не знаешь разве Резонова?
Ну, учитель рисования, длинный такой и волосы чуть не до плеч. Он хороший.
Одним только плох: нельзя на него ставить - первый никогда не выйдет на
урок, я уж это заметил. Ну ладно. Вышел он в коридор, а ключи в двери
оставил. За дверью, чую, тихо. Ну, я, конечно, в зал. Ничего я особенного не
хотел: погляжу только, думаю, что за фигуры. Постукаю: пустые внутри или
нет. И постукал пальцем - пустые, звенят... Только постукал - возвращается
Резонов, а с ним почему-то идет и "голубчик", Стрелецкий. Я прямо так и сел
на пол, позади парт. Им меня не видать. Резонов говорит шутя, что ли: "А вы,
Виктор Аполлонович, все еще занимаетесь своим ростовщичеством?" Тот
посмеивается: "Что вы, за кого вы нас принимаете?" Значит, и впрямь шутят. А
впрочем, не поймешь... Резонов говорит как будто всерьез: "Ведь вы с
бедняков дерете. Богатенькие-то у Ямпольских всегда могут купить. А если и
задолжают случайно вам, так на другой же день возьмут денег у папеньки, да и
отдадут вам, лишней копейкой только и расплатятся". Стрелецкий на это: "Все
делается с ведома господина директора. Взимание известного штрафа за
неаккуратность в платеже дис-ци-пли-ни-рует учащихся. Мера вполне
педагогическая". Да. "Ну хорошо, - это Резонов говорит. - А деньги куда
идут?" Стрелецкий - слыхал, как он смеется? Хе-хе-хе. "Хе-хе-хе, разве вы не
знаете о благотворительной деятельности супруги господина директора, а также
госпожи Дзиконской, супруги полицмейстера, и других известных дам нашего
города? Деньги идут исключительно на благотворительные цели". - "А вы
отчитываетесь перед кем-нибудь?" - "Только не перед учителем рисования,
хе-хе-хе". С этим "хе-хе-хе" он и ушел. Резонов походил-походил по залу,
взъерошил волосы. Бормочет: "Черт знает, что такое!" И вдруг - представляешь
себе картину - видит меня за партой, на полу. Я вскочил: что он теперь обо
мне подумает? А Резонов только засмеялся: "Хорош! Давал черт грош... и то
пятился". Ну, я и понял: обошлось. Да как брызну из зала... Он ничего,
хороший, Резонов-то, только ставить на него нельзя - верный проигрыш.
- Выходит, что Стрелецкому позволено это, деньги идут не ему?
- Выходит, позволено. А деньги-то все-таки идут ему. По крайней мере,
большая часть.
- А ты откуда знаешь?
- Говорят.
- Ну, говорят... мало ль что говорят.
- Говорят еще, что ему кой-кто из родителей к именинам букеты посылает.
А в букете - кредитка. Ну, и уж сынок такого родителя ни в чем дурном целый
год замечен не будет. А на следующий год - еще букет...
- Мало ль что говорят.
- Да вот про Голотского же не говорят! Он инспектор, ему и кредитку
следовало бы покрупней, а вот не слышно про него.
Гриша замолчал, подавленный, со скукой глядя на сетку дождя, которая
все темнела, становилась гуще... Наконец сказал нехотя:
- Хотел я с тобой про Дон... А ты вон какой разговор завел.
- Да ведь разговор-то с чего начался? С твоего долга Стрелецкому! Ну,
прощай, я уже дома. Спасибо, что проводил.
- Не отдам я ему долга. Я и ленточку-то его выбросил в бурьян! Нет:
шесть копеек отдам. Что должен, то и верну. Или - десять копеек. Гривенник я
как-нибудь достану.