"Андрей Константинов, Александр Новиков. Ультиматум губернатору Петербурга (Бандитский Петербург #8)" - читать интересную книгу автора

вчерашний благополучный преподаватель вуза, или пенсионер, или
инженер-оборонщик... Вариантов - масса.
Два автомобиля ФСБ подъехали к месту недавней трагедии. На обочине
стояли пожарный автомобиль и две милицейские машины. Ни одной "скорой".
Чуть позже выяснилось, что "скорые" были, но уже уехали. Медицинская
помощь не понадобилась. Как жук, опрокинувшийся на спину, лежал в кювете
огромный КамАЗ. Стоял посреди дороги страшный, обгоревший и искореженный
"москвич". Из салона пахло подгоревшим мясом.
Водитель эфэсбэшной "волги" заглянул внутрь и сразу отскочил в
сторону. Его вытошнило.
На противоположной стороне обочины взрыв образовал воронку, чем-то
напоминающую окопчик. В каком-то смысле она и оказалась окопом на
невидимой линии обороны. Дождь уже наполнил ее водой, а ветер швырнул в
нее горсть листьев. Через два дня здесь появится на скорую руку
сколоченный фанерный обелиск и венки. А на Южном кладбище в Петербурге
трижды громыхнет залп, и закрытые, обтянутые дешевеньким кумачом гробы
опустятся в землю.
Пятерых штатских будут хоронить на разных погостах. Без прощального
салюта, без оркестра. Общим будет одно - заколоченные гробы.
А пока - воронка, и в ней "венок" из желтых и красных листьев на
прозрачной дождевой воде. Дождь, запах горелого мяса, негромкое гудение
видеокамеры в руках оператора ФСБ да крик воронья на голой рябине.
Этот нелепый, почти случайный взрыв на обочине областной дороги
станет прологом множества других событий, которые в самое ближайшее время
втянут в свой круговорот сотни самых разных людей. Но сейчас еще никто не
может предположить страшных, кровавых, драматических последствий взмаха
жезла инспектора ГИБДЦ Васильева.

***

Осенью девяносто восьмого Санкт-Петербург засыпал и просыпался со
словом "кризис". Курс доллара обсуждали везде: в банках и на толкучках, в
банях и офисах, в общественном транспорте и прессе. В словаре рядового
обывателя появилось незнакомое доселе короткое и выразительное заграничное
слово - дефолт. Оно звучало почти нецензурно. Не менее нецензурно звучало
название несуществующей валюты: У. Е.
Два неслабо поддатых мужика лет сорока стояли на автобусной
остановке, попивали пивко из бутылок и разглядывали ценники в витрине
магазина, "шопа", если говорить культурно. Один, тощий и длинный, сказал
другому:
- Да-а, Сергей Иваныч, Билл, понимаешь, только Монику У.Е. А господин
Кириенко нас всех... В оч-чень извращенной форме.
Его собутыльник отхлебнул пива и ответил:
- Точно, Василич! Полный... дефолт! Давай-ка на все плюнем и пойдем
еще по соточке вмажем.
Такой вот, ребята, фольклор образца осени девяносто восьмого. А в
газетах искали виновников событий семнадцатого августа. Клеймили банкиров,
олигархов, Лившица и МВФ. Каждый более-менее известный деятель из
московской политической тусовки рассказывал, что он-то предвидел, он-то
предупреждал. Каждый выдвигал свою версию, называл имена врагов. Врагов