"Анатолий Федорович Кони. Петербург. Воспоминания старожила (Мемуары) " - читать интересную книгу автора

но потому, что их оригинальная наружность и своеобразная "вездесущность" с
массой анекдотических о них рассказов делала их имя чрезвычайно известным.
Описание их выходит за пределы нашей статьи, но для примера можно
остановиться на одном из них. Это был брат карикатуриста, служивший в
театральной дирекции, Александр Львович Невахович, хотя и толстый, но
очень подвижный, с добродушным лицом и живыми глазами, всегда и неизменно
одетый во фрак. Он славился как чрезвычайный гастроном и знаток
кулинарного искусства. Изображение его в карикатурах брата в сборнике
"Ералаш" наряду с рассказами об его оригинальностях создали ему большую
популярность в самых разнообразных кругах Петербурга. Брат нарисовал его,
между прочим, очень похожим, говорящим с маленьким сыном по поводу
лотереи-аллегри, которая была одно время очень в моде. "Папа, - говорит
мальчик, - на моем выигрышном билете значится обед на двенадцать персон.
Где же он?" - "Я его съел!" - отвечает добродушно Александр Львович. Он
пользовался особенным расположением министра двора графа Адлерберга, и
когда тот со смертью Николая I оставил свой пост, то Невахович уехал за
границу. В 1869 году один русский писатель в вагоне железной дороги из
Парижа в Версаль встретил его в неизбежном фраке и с отпущенной седой
бородой и, услышав его жалобу на скуку заграничной жизни и тоску по
России, спросил его, отчего же он не вернется в Петербург. "Невозможно, -
отвечал Невахович, - я за тринадцать лет отсутствия растерял почти все
знакомства, и меня в Петербурге уже почти не знают, а я был так популярен!
Кто меня не знал!..
Возвращаться в этот город, ставший для меня пустыней, мне просто
невозможно. Знаете ли как я был популярен? Раз встречаю на улице едущего
театрального врача Гейденрейха и кричу ему: "Стой, немец, привезли
устрицы, пойдем в Милютины лавки, угощу!" - "Не могу, отвечает, еду к
больному". А когда я стал настаивать, то говорит: "Иди туда, а я приеду".
- "Врешь, говорю, немец, не приедешь". - "Ну так пойдем к больному, а
оттудова поедем. Я скажу, что ты тоже доктор". Поехали мы. Слуга отворяет
дверь, говорит:
"Кажется, кончается". А в зале жена больного плачет, восклицая:
"Доктор, он ведь умирает!" Вошли мы в спальню.
Больной, совсем мне незнакомый, мечется на кровати, стонет.
Гейденрейх стал считать его пульс и безнадежно покачал головой.
Взглянув на стоявшую в головах больного плачущую жену, стал все-таки
утешать больного, который все твердил, что умирает. "Это пройдет, -
говорит Гейденрейх, - это припадок". - "Что вы меня обманываете, -
проговорил больной, - какой припадок, я умираю". - "Да нет, - говорит
Гейденрейх, - вот и другой доктор вам то же скажет", - и указывает на
меня, стоящего в дверях. "Какой это доктор?" - спрашивает больной.
Остановился на мне глазами да вдруг как крикнет: "Разве это доктор!! Это
Александр Львович Невахович!" - и с этими словами повернулся на кровати и
испустил дух. Так вот как я был популярен в Петербурге.
Так где же уж тут возвращаться..."



Петербург. Воспоминания старожила