"Анатолий Федорович Кони. Дело Овсянникова (Из записок и воспоминаний судебного деятеля) " - читать интересную книгу автора

"Эй, малый! - крикнул Овсянников. - Подать ключ!" Книрим подозвал понятых,
отпер дверь футляра и стал исследовать его внутренность. Овсянников не
вытерпел, грозно сдвинул брови и, энергически плюнув, отошел от часов.
Вечером в тот же день в камере следователя по особо важным делам был
произведен допрос Овсянникова. Он отвечал неохотно, то мрачно, то
насмешливо поглядывая на следователя и очень недоброжелательно относясь в
своих показаниях к Кокореву. В конце допроса я отвел Книрима в сторону и
сказал ему, что нахожу необходимым мерою пресечения избрать лишение
свободы, так как иначе Овсянников, при своих средствах и связях, исказит
весь свидетельский материал. "И я нахожу нужным то же", - отвечал Книрим.
"Надо, однако, дать старику, ради здоровья, некоторые удобства, и если вы
ничего не имеете против Коломенской части, где есть большие и светлые
одиночные камеры, куда можно, с разрешения смотрителя, поставить свою
мебель, то я распоряжусь об этом немедленно". - "Прекрасно, - сказал
Книрим, - а я напишу краткое постановление". - "Господин Овсянников, -
сказал я, усаживаясь сбоку стола, на котором писал Книрим, - не желаете ли
вы послать кого-нибудь из служителей к себе домой, чтобы прибыло лицо,
пользующееся вашим доверием, для передачи ему тех из ваших распоряжений,
которые не могут быть отложены". - "Это еще зачем?" - спросил сурово
Овсянников. "Вы будете взяты под стражу и домой не вернетесь". - "Что? -
почти закричал он. - Под стражу!
Я? Овсянников? - и он вскочил с своего места. - Да вы шутить, что ли,
изволите? Меня под стражу?! Степана Тарасовича Овсянникова?
Первостатейного именитого купца под стражу? Нет, господа, руки коротки!
Овсянникова!! Двенадцать миллионов капиталу! Под стражу! Нет, братцы,
этого вам не видать!" - "Я вам повторяю свое предложение, а затем как
хотите, только вы отсюда поедете не домой", - сказал я. "Да что же это
такое! - опять воскликнул он, ударяя кулаком по столу. - Да что я, во сне
это слышу?
Да и какое право вы имеете? Таких прав нет! Я буду жаловаться! Вы у
меня еще ответите!" Его прервал Книрим, который прочел краткое
постановление о взятии под стражу и предложил ему подписать. Тут он
смирился и послал на извозчике одного из сторожей за старшим сыном.
Допрос, между тем, продолжался вследствие выраженного им желания дать еще
некоторые разъяснения. С прибывшим сыном он обошелся очень сурово, и когда
тот, по моему приглашению, хотел сесть, он так взглянул на него, что тот
заколебался и сел лишь, когда отец крикнул ему: "Ну, садись, садись! Я не
воспрещаю".
На свой арест Овсянников принес жалобы в окружной суд и затем в
судебную палату. Жалобы эти были написаны хотя и кратко, но искусно,
умелою рукою. Оказалось, что их писал известный талантливый цивилист
Боровиковский, незадолго перед тем перешедший в адвокатуру из товарищей
прокурора Петербургского окружного суда. За этот свой небольшой письменный
труд, так как по жалобам такого рода поверенные не допускались к личным
объяснениям, Боровиковский получил от Овсянникова 5 тысяч рублей. Известие
об этом произвело некоторое волнение в петербургском обществе, очень чутко
относившемся ко всему, что касалось дела Овсянникова. В огромном городе за
небольшую работу многие были склонны видеть указание на то, что "король
Калашниковской биржи" не остановится ни перед какими жертвами для того,
чтобы попытаться еще раз остаться в совершенно безвредном для него