"Анатолий Фёдорович Кони. Совещание о составлении Устава о печати " - читать интересную книгу автора

путем печатного слова или публикации, грозя притом, согласно статьям 36 и
309, уничтожением самого произведения преступного содержания. Точно так же
богато Уложение и статьями, карающими совершение путем печати проступков
против нравственности, религии и общественного порядка. Вероятно, при
необходимом пересмотре Уголовного уложения нужно будет дополнить эти
статьи более дробными постановлениями, расширяющими область подсудности
низшим судам. Тогда центр тяжести ограждения общества от вредных книг и
брошюр перейдет в область карательных законов и даже окажется излишним
установление вневедомственной инстанции для уничтожения вредных книг, о
которой говорит журнал Комитета министров.
Надо заметить, что высказанное в циркуляре министра внутренних дел
требование безусловной безвредности книг и брошюр представляется и
неприемлемым, и неосуществимым. Можно понять требование воспрещения книг
безусловно вредных, так как оно содержит в себе определенный признак,
равно применимый ко всем случаям и состоящий в том, что сочинение должно
быть вредно всегда и при всех условиях, если только не иметь в виду
читателей, лишенных рассудка от рождения или по болезни. Но что называть
безусловно безвредным? Здесь приходится войти в сферу совершенно случайных
признаков, на которых будут основаны произвол, усмотрение и - говоря
языком Основных законов - "обманчивое непостоянство самопроизвольных
толкований", направленные к тому, что в публичной речи одного из наших
министров было названо "усмирением буйства ума".
И действительно, одно и то же произведение может совершенно различно
влиять на читателей разных темпераментов, различных душевных состояний,
развития, восприимчивости, доверчивости, способности понимать шутку и т.
п. Можно ли ставить объективную оценку книги в зависимость от здоровья,
настроения или нервного возбуждения не только читателя, но, пожалуй, и
цензора? Очевидно, такой масштаб совершенно непригоден. Притом, проявление
не только грубых насилий, но и нелепых взглядов под влиянием невежества, в
большинстве случаев, не может быть связано с влиянием книги на народ, до
сих пор предпочитающий всему сочинения о божественном и сказочные
небылицы.
В этом отношении чрезвычайно поучительные данные содержит в себе книга
"Что читать народу", изданная в Харькове в 1888 году *. Слухи, вызвавшие
убийство архиепископа Амвросия во время чумного бунта в Москве в 1771
году, холерные и картофельные беспорядки, женский бунт в Севастополе,
убийство доктора Молчанова в Хвалынске и т. п., не носят на себе никакого
следа влияния книги, а политические процессы семидесятых годов о хождении
в народ показали, что все подделки под Эркман-Шатриана, "Сказка о копейке"
и "Хитрая механика" никакого влияния на народ не имели **.
* Речь идет о двухтомном издании X. Д. Алчевской.
** Подразумеваются следующие нелегальные народнические издания: "История
одного французского крестьянина. Книга сия написана французским
крестьянином в знак братской любви к русским крестьянам", Наконец, если
требовать безусловной безвредности, то, пожалуй, придется признать библию
и святейшую из книг - евангелие - тоже вредными и подлежащими
предварительной цензуре * вроде сочинений ad usum delphini **. Именно в
евангелии содержатся тексты, на которые опирается изуверство некоторых
противообщественных сект. Скопцы ссылаются на "соблазняющее око" и на два
вида скопцов, о которых говорит Христос; сопелковские бегуны опираются в