"Виктор Викторович Конецкий. Лети, корабль! (Эссе)" - читать интересную книгу автора

пуповинной. Ярчайший пример: Кронштадтское восстание. Бедовое положение в
деревне - и матросня бунтует. Не но причине военно-морских тягот или
послереволюционного похмелья (сами матросы в Нигере оказались ядром
революционных сил - земельку-то большевики обещали твердо: "Земля --
крестьянам!").
Так вот, и во времена Беринга, Крузенштерна, Нахимова обезьянами
крутились на реях посконные мужики. И как крутились! Русского крестьянина,
ничтоже сумняшеся, в лености упрекают всякие идиоты. Я в деревне никогда не
жил, но ее знаю: и в мое время на кораблях и судах большинство - земные,
сухопутные люди, нестоличный народец.
И парус, и железо требуют от экипажа тщательных, аккуратных,
монотонных, предусмотрительных забот - иначе всех ждет гибель. Длительные
заботы мы способны вынести только в том случае, если привязаны к предмету
забот не за страх, а за совесть, и любим его взыскательно.
Черты характера людей моря наглядно отразились в облике портовых
городов.
В сложном искусстве архитектуры, где гармония поверяется не только
алгеброй, но и геометрией, дух людей моря проявляется отчетливо. От мачт и
рей - строгость петербургских проспектов и набережных.
Даже высота потолков имеет истоки в судовой архитектуре. Петр,
например, был моряком и привык к низким подволокам кают. На земле ему
хотелось или привычно низкого подволока, или очень большой, небесной свободы
над головой.
Любое мореплавание - и парусное, и нынешнее - древнейшая профессия и
древнейшее искусство. Оно умрет еще не скоро, но оно стареет уже давно. Все
стареющие профессии и искусства, как уводимые на переплавку пароходы, хранят
в себе нечто приподнимающее наш дух над буднями. Но передать это словами --
безнадежная затея. Такая же, как попытка спеть лебединую песню морской
профессии, не поэтизируя ее старины, хотя старина эта полна ограниченности и
жестокости.
Судно - единственное человеческое творение, которое удостаивается
чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя
собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни,
то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего
другого сущего.
"И люди, и суда живут в непрочной стихии, подчиняются тонким и мощным
влияниям и жаждут, чтобы скорее поняли их заслуги, чем узнали ошибки... В
сущности, искусство власти над судами может быть более прекрасно, чем
искусство власти над людьми. И как все прекрасные искусства, оно должно
опираться на принципиальную, постоянную искренность". Это сказал английский
писатель Джозеф Конрад.
Каждое судно начинается с имени. У автомобилей, самолетов или ракет
имен нет, только номера или клички.
Нет на планете и живых памятников. Бронзовые и каменные монументы
мертвы, как бы величественны и прекрасны они ни были. Имена знаменитых людей
остаются в названиях континентов и городов, дворцов и бульваров. Но даже
самый живой бульвар - это мертвый памятник. Только корабли - живые
памятники. И когда ледоколы "Владимир Русанов" и "Афанасий Никитин" сердито
лаются в морозном тумане, в лиловой мгле у двадцать первого буя при входе в
Керченский пролив, то их имена перестают быть именами мертвецов. Об этом