"Виктор Викторович Конецкий. Лети, корабль! (Эссе)" - читать интересную книгу автора

"Тот, кто бороздит море, вступает в родство со счастьем.
Ему принадлежит весь мир, и он жнет, не сея,
ибо море есть поле надежды".
Я, правда, той могилы и древних словес не видел, и звучат они слишком
литературно-современно, но связанная с ними легенда передается из поколения
в поколение. И мы к ней еще вернемся.
Достигло дневное до полночи светило,
Но в глубине горящего лица не скрыло,
Как пламенна гора, казалось меж валов,
И простирало блеск багровый из-за льдов.
Среди пречудныя, при ясном солнце ночи
Верхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.
...Карбас помора-зверобоя на волнах Белого моря. Глаза морехода на
одном уровне с волной. За гребнем волн стоит ночное полярное солнце. Его
низкие лучи скользят по льдам и слепят глаза кормщику. Автор был в море,
работал в нем. Теперь он спокойной, крепкой рукой ведет строку. Строка
величаво колышется в такт морской зыби. Север простирается далеко за края
стиха. И слышно, как медленно падают капли с медлительно заносимых весел.
Гребет помор. Стоит над морем солнце. Вздымаются и вздыхают на зыби льдины.
От них пахнет зимней вьюгой. Здесь чистая картина - без символики. Здесь
профессиональное знание и жизни, и физики, и астрономии. Пишет Ломоносов.
Рыбак, начинавший современный русский язык, открывший атмосферу на Венере,
объяснивший природу молнии электричеством, сформулировавший закон сохранения
вещества.
А вот Державин:
Что ветры мне и сине море?
Что гром, и шторм, и океан?
Где ужасы и где тут горе,
Когда в руках с вином стакан?
Спасут ли нас компас, руль, снасти?
Нет! Сила в том, чтоб дух пылал.
Я пью! И не боюсь напасти,
Приди хотя девятый вал!
Приди, и волн зияй утроба!
Мне лучше пьяным утонуть,
Чем трезвым доживать до гроба
И с плачем плыть в столь дальний путь.
Здесь уже городская нервность, которая и нам хорошо знакома. Через
"Достигло дневное до полночи светило..." и "Что ветры мне и сине море?" --
вдруг понимаешь, как вырастало пушкинское:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан...
Лети, корабль, неси меня к пределам дальним
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей...
Для вечно печальных и туманных брегов нашей родины
сухопутно-континентальное мышление ныне особо опасно. Требуется планетарное.