"Оковы безмолвия" - читать интересную книгу автора (Доннел Тим)

Глава четвертая

Конан и Дхавана очутились в довольно просторном помещении, посреди которого стоял большой ткацкий станок.

На стенах были укреплены кованые светильники, трепещущие языки пламени ярко освещали пещеру. В дальнем углу лежали видавшие виды тюфяки, там же стоял грубо сколоченный стол, а рядом — три колченогих табурета.

Всмотревшись, они заметили скорчившегося на одном из тюфяков человека. Они лежал неподвижно, как мертвый.

Осторожно приблизившись, Дхавана повернул лежавшего и заглянул ему в лицо. Сдавленный крик замер у него на губах, он упал на колени и принялся растирать руки и ноги полуживого пленника.

Конан подошел и присел на корточки рядом с Дхаваной. То, что он увидел, потрясло даже его, а ведь он повидал немало! На тощем соломенном тюфяке лежал превратившийся в обтянутый кожей скелет Дхавана. Огромные глаза медленно открылись и глядели на них, не мигая. Губы, сухие и потрескавшиеся, шевелились, не в силах произнести ни звука.

Дхавана вскочил и бросился искать воду — но воды не было, и тогда он в отчаянии стал колотить в дверь. Гулкие удары разносились по всему подземелью, но к двери никто не подошел.

Опомнившись, Дхавана перестал стучать и подошел к столу. Он быстро снял с себя суму и достал из-под рубахи чудесный пояс. Бережно положив его рядом с Кританой — а это был именно он, Конан в этом уже не сомневался,— Дхавана стал тихонько гладить пальцами его золотые узоры.

В камере было тихо, слышались только хриплое дыхание Кританы и потрескивание фитилей в светильниках. Конан поднял глаза и тут же вскочил на ноги. Дхавана обернулся, и не смог сдержать радостного возгласа — на столе стоял большой кувшин, три глиняные кружки, корзина с фруктами, хлебом и сыром.

За их спинами раздался протяжный стон — приподнявшись на локте, Критана протягивал руку к столу, не отводя от пищи безумных глаз. Дхавана поскорее схватил кувшин, чтобы налить брату воды, но в кружку полилось вино. Давясь и всхлипывая, как ребенок, бедный узник выпил его и вновь без сил упал на тюфяк. Но вскоре вино оказало свое действие, он смог подняться и с трудом подойти к столу.

Дхавана следил, чтобы бедняга не съел слишком много — он знал, что истощенному человеку нельзя сразу наедаться, иначе он может тут же умереть в ужасных мучениях. Вскоре он отнес уснувшего прямо за столом брата обратно на тюфяк.

Светильники с шипением гасли один за другим, должно быть, в них кончалось масло. Конан и Дхавана поспешно поели и едва успели допить вино, как подземелье погрузилось в темноту. Когда кувшин и корзина опустели, они же исчезли, будто их тут никогда и не было.

Они на ощупь добрались до тюфяков. Дхавана надел волшебный пояс, лег рядом с братом и вскоре тоже уснул, измученный всеми событиями этого бурного дня.

Конан лежал на спине, положив руки под голову, и смотрел в темноту широко открытыми глазами. Перед ним вставал храм Кубиры: сияющие рубины и сапфиры, золотые кирпичи, складывающиеся в заманчивые груды. Он представлял, как придет его час и он разделается с главным жрецом и его слугами и сам вознаградит себя за труды. Здесь добыча обещала быть не хуже, а, может, и получше, чем в Рубиновом Городе. Если это дельце выгорит — незачем будет опять тащиться через опостылевшие джунгли, задыхаясь от липкой жары и рискуя превратиться в обезьяну.

А Дхавана! Каков плут! Врет не хуже, чем когда-то врал Витара! Ох уж эти вендийцы — действительно мастера на все руки! Как он плел этому Ваджрану, ведь даже он, Конан, в какой-то момент почувствовал себя тем самым израненным воином — хотя, если говорить по правде, так оно и было. Дхавана в самом деле спас его от смерти, и теперь они — почти братья. Так что приврал он, в общем, самую малость, но приврал хорошо! Ведь жрец чуть с кресла не вскочил, слушая его байки… А какое у него сделалось лицо! Интересно, что же ему надо от него, Конана? Завтра все будет ясно… Завтра…— С этими мыслями Конан закрыл глаза и тут же уснул.

Их разбудил лязг отпираемой двери. Несколько стражников вошли в темницу, при свете факелов наполнили маслом светильники и зажгли фитили — началось первое утро их заточения. На столе появился кувшин с водой и блюдо с какой-то едой. Узники сидели на тюфяках, пока монахи молча делали свое дело. Последними вошли двое служек с большой корзиной, наполненной мотками разноцветного шелка.

Так и не взглянув на пленников, стражники молча удалились, с грохотом заперев дверь. Лишь теперь Конан посмотрел на братьев. Они сидели рядом, не сводя глаз друг с друга. Дхавана смотрел на Критану с болью и жалостью, а Критана — с радостным изумлением и испугом. Наконец он смог заговорить:

— Брат! Ты здесь! Зачем, о, зачем ты пришел сюда?! Ты погибнешь, как и все мы! Отсюда никто не выходит живым! О боги, из-за меня умрешь и ты! Горе мне, горе! — Он в отчаянии закрыл лицо руками, не в силах сдержать слезы, ручьями катившиеся по впалым щекам.

Дхавана, нежно поглаживая брата по плечу, отвечал:

— Мы не погибнем! Мы пришли за тобой и скоро вместе выйдем из этого ада! Взгляни — этот могучий воин пришел со мной, чтобы помочь тебе!

Критана, до сих пор не сводивший глаз с Дхаваны, взглянул на Конана и грустно покачал головой:

— Здесь, в этих каменных мешках, даже он бессилен. Посмотри на меня — тут все превращаются в бесплотные тени. Мы живем лишь до тех пор, пока можем работать и создавать прекрасные вещи. Кто теряет надежду, отчаивается, опускает руки — тот попадает туда… в котлы…— Критана хотел продолжать, но не смог, и Дхавана опять ласково погладил его руки. Конан придвинулся поближе и сказал:

— Я знаю, что варится в этих котлах. Можешь не говорить. Дхавана, ты, наверное, тоже догадался, что это за похлебка. — После долгого молчания Конан почувствовал, что голос плохо слушается его, и вновь замолчал.

Дхавана спросил:

— Значит, вас заставляют есть это варево?!

— Многие из нас уже не замечают этого, они живут лишь своим ремеслом — оно здесь заменяет и свет, и жизнь. Но я не смог есть это мясо, а теми крохами хлеба, что нам достаются, жив не будешь. Поэтому, брат, ты опоздал. Я знаю, что скоро умру…

— А ты помнишь, что было вчера вечером, когда мы только что встретились? Разве я не накормил тебя?

— Я думал, что это мне приснилось — вино, мягкий хлеб, сыр… Неужели это было наяву?! Откуда? Разве Ваджран сжалился над нами?

При этих словах Конан зло рассмеялся:

— Нет, это чудовище не способно на жалость. Но мы ему, похоже, очень нужны. Посмотрим, что нам тут оставили. — Он подошел к столу, взял блюдо и принес его на тюфяк: — Смотрите-ка, совсем неплохо! Хлеб, похлебка из овощей, рис. На троих, правда, маловато, но, по-моему, мы не пропадем!.

Пока Конан говорил, Дхавана тревожно посматривал на дверь. Наконец он не выдержал и тихо сказал:

— Критана, запомни: этого воина зовут Сегир, он — мой названый брат. От ран он потерял дар речи, поэтому для всех, кроме нас, он немой. Я тебя не знаю, ты мне нужен как помощник, чтобы соткать чудесное покрывало из золотой парчи. Так сказала Сундари — а значит, так велели боги! Не волнуйся и ничему не удивляйся! А сейчас — тише!

Они замолчали и, настороженно прислушиваясь, стали быстро есть рис. Дхавана не ошибся: раздался скрежет ключа в замке, дверь распахнулась, и стражники вошли в подземелье. Они. почтительно расступились, и перед узниками предстал сам святой Ваджран, но на этот раз его лицо не облагораживала притворная маска величия. Горящие глаза смотрели жестко и жадно, губы кривились в торжествующей улыбке:

— Бог Кубира избрал вас для служения! Радуйтесь, ибо это удел лучших из лучших, удел поистине избранных! Отныне ваша жизнь посвящена богу, после смерти вы попадете в его небесную свиту и обретете блаженство! Здесь вас ничто не будет отвлекать от служения, а через месяц я желаю видеть золотое покрывало, которое ты, ткач, поклялся выткать во славу Кубиры! Иначе… Иначе твой названый брат, этот храбрый воин, будет убит у тебя на глазах, а после этого и самого тебя ждет мучительная смерть… Если же покрывало и впрямь будет таким, как ты обещал, получишь право соткать еще одно, а потом и еще…— Жрец подошел к Конану, за его спиной стояли стражники с обнаженными мечами.— Сегир, твое служение богу будет самым почетным! Кубира желает, чтобы ты ежедневно сражался в поединке на площади и побеждал. Понял, воин? Первое же поражение будет стоить жизни твоему брату, а второе — тебе самому! Такова воля бога! Милость его безгранична! Чтобы твоя сила, чужеземец, не оскудела, я велю присылать вам еду со своего стола. Но помни — до первого поражения! Завтра же ты выйдешь на помост и победишь! — Жрец вонзил острый взгляд в глаза Конана, но, схлестнувшись с голубым огнем, черная сталь не выдержала, и Ваджран отвел глаза. Потом он так же властно взглянул на Дхавану и сказал: — Я дал тебе в помощники лучшего мастера. Через неделю я приду снова, и берегись, если работа мне не понравится! Спроси у него, как умирают неугодные богу! — Жрец пренебрежительно махнул рукой в сторону Кританы, повернулся и медленно вышел.

Когда последний стражник захлопнул за собой дверь и они снова остались одни, Конан дал волю своему гневу. Он метался по подземелью как разъяренный зверь. Больше всего ему сейчас хотелось одним взмахом меча отсечь этому мерзавцу голову и посмотреть, как она покатится по земле! От этой мысли он вдруг успокоился, уверовав, что именно так и будет. Он снова присел на тюфяк рядом с братьями и стал слушать, как Дхавана рассказывает об их встрече у реки, о битве с тигром, о волшебном поясе и пророчестве Сундари. Критана слушал с горящими глазами, на его землисто-серых щеках проступил лихорадочный румянец. Надежда придала ему сил, и когда Дхавана закончил свой рассказ, он даже стал помогать ему натягивать на станок нити основы для будущего покрывала.

Днем им опять принесли пищу. Жрец сдержал свое слово: на этот раз на столе появился кувшин легкого вина, огромное блюдо с рисом, приправленным ароматными специями, несколько свежих лепешек и небольшой круг овечьего сыра. Уходя, стражник сказал Конану:

— Завтра поутру будь готов, за тобой придут. Святой Ваджран велел тебе напомнить: твоя жизнь — в твоих руках! А сейчас ешь и не очень раскармливай этих бездельников! — Посмотрев на братьев, он ухмыльнулся и запер дверь.

Критана изумленно глядел на стол, заставленный кушаньями, о существовании которых он уже давно забыл. Монахи держали своих пленников в постоянном страхе смерти. Лишний кусок хлеба был для несчастных узников богатой наградой. И теперь Критана не мог поверить, что Ваджран, чье имя проклинали сотни узников, вдруг расщедрился на такое богатое угощение. Однако Критана тут же вспомнил, что жрец требовал от этого могучего воина побеждать во имя Кубиры, а для этого нужно было сохранить пленнику силы. И юноша еще раз вознес благодарственную молитву богам за предсказание, благодаря которому они оказались вместе, в одной пещере.

Весь день братья работали: подготавливали станок, натягивали нити, сортировали мотки шелка. Конан сидел на полу, прислонившись к шершавой каменной стене, и наблюдал за их быстрыми уверенными движениями. Критана быстро уставал и часто присаживался отдохнуть и подкрепить силы глотком вина. К вечеру все было готово, чтобы начать работу, и когда светильники один за другим стали гаснуть, все трое уже спали на тощих тюремных тюфяках.