"Лариса Кондрашова. Замуж - не напасть" - читать интересную книгу автора

таких случаях говорил: чем кумушек считать, трудиться, не лучше ль на себя,
куму, оборотиться?!
Он кладет руку ей на колено и пристально смотрит в глаза.
- Я тебя хочу!
- А я тебя - нет!
- И ты хочешь. Только еще не знаешь. Тебя, как консервную банку
вскрывать надо. И предварительно разогреть.
Он опять впивается в ее губы и так сильно прижимает к стене, что она
впечатывается в нее затылком. Гитара соскальзывает на пол.
- Пусти! - Евгения ежу испугалась. Она вовсе не хозяйка положения, как
думала вначале.
- И не подумаю. Ищи дурака!
- Я позвоню твоей Нине и все расскажу.
- Давай, валяй! Ради такого случая на минуту я даже выпущу тебя из
своих пылких объятий. Звони! Может, в ней что-нибудь проснется? Может, она
вспомнит, что женщина?!
Рот его искривляется так, что блестит полоска зубов. Он разве что не
хрипит.
- Восемнадцать лет! - стучит Толян кулаком по стене. - Восемнадцать лет
я унижаюсь перед собственной женой, выпрашивая, как милостыню: Ниночка,
снизойди! Я же человек! Мне бывает тяжело, неуютно, и я нуждаюсь в ласке,
как любое разумное животное! Мне надоело искать сочувствия у случайных
женщин!
- Вот уж не думала. Все считают ваш брак идеальным.
- Мы к этому стремимся. Чтобы он стал таким, осталось мне забыть о
чувствах... Выпьем! За счастливый брак.
- Не части. У меня и так уже крыша поехала. И убери руку с моего
колена!
- Куда?
- На свое колено!
- На свое? Какие у тебя странные намеки! - он довольно хохочет. - Ты
потешно смущаешься: краснеешь, как девчонка! И целуешься сладко.
- Аристов, я тебя не целовала. Не шей мне дело.
- Все равно ты - классная женщина! Выдержанная. Спасибо, что по
физиономии не съездила. Рука дернулась... Выпьем за хорошего человека Женю
Лопухину... Ты его фамилию оставила?
Евгения кивает, и уже не скандалит, что он подвинул табуретку так
близко, что касается коленями ее коленей.
Она перебирает струны и поет, но уже не Есенина, а одну из своих песен.
Мелодия у нее немудреная, но стихи, на которые она подбирает, берут за душу.
Евгения редко играет их кому-то - она поет обычно самой себе, когда совсем
уж тоскливо. Толяна они "достают". Даже глаза его увлажняются и он,
смутившись, отворачивается и бурчит:
- Зараза!
И просит:
- Еще сыграй!
Впервые она видит его глаза так близко. И замечает, что они меняют цвет
от его настроения. В гневе они серые, почти стальные, а сейчас, в
расслаблении - серо-зеленые. Ресницы длинные и пушистые, как у девушки,
придают его глазам особую выразительность.