"Лариса Кондрашова. Умница, красавица" - читать интересную книгу автора

В тамбуре хранилось все, что соседи нажили за последнюю тысячу лет, -
тапки, ботинки, утюги, лыжные палки, все это приятно выглядело, еще приятнее
пахло, но, главное, совершенно не сочеталось с присутствием рядом Оксаны.
Первый взгляд на Оксану, как всегда, был шоком, у Сони даже дыхание на
секунду перехватило. Оксана была - грандиозная. Все существующие для
описания женской качественности выражения, все восторженные слова были про
Оксану. Воплощение физической любви, чистый Рубенс - не в смысле пышности
тела, а просто какая-то у нее была несовременно роскошная, откровенная,
здоровая красота.
Нет, пожалуй, все-таки не Рубенс, а Русская Красавица, вот она кто:
высокая, почти с Левку ростом, с длинными сильными ногами, ни грамма жира,
но и никакой модной комариной хрупкости или "спортивности", а только
настоящая, сильная женственность. Все, чему издавна положено быть круглым,
упругим, высоким, было у Оксаны круглым, упругим, высоким. И лицо в
комплекте, как и положено русской красавице, - распахнутые серые глаза,
румянец, густые и длинные светлые волосы.
И подумать только - вся эта НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ НЕВЕРОЯТНАЯ КРАСОТА годами
сидела здесь, в двухкомнатной квартире в Бескудниково. Шествовала с сумками
по грязи, возносилась в скрипучем лифте. Вдыхала чужие затхлые запахи,
безропотно склонялась к земле оттереть глину с поношенных туфель - и ничего,
нормально.
Оксана с Левкой были такой красивой парой, что люди им вслед
растроганно улыбались - тонкий, изящный темноволосый испанский гранд и
грандиозная русская красавица. И дети у них красивые. Пятнадцатилетняя
Танечка крупная, светлая, мамина дочка. Семилетний Олежка хрупкий, тонкое
подвижное личико, папин сыночек. Танечка и Олежка обрадовались Соне, еще
больше обрадовались подаркам, засуетились, зашуршали оберточной бумагой.
- Спасибо, - холодно сказала Оксана, не взглянув на пакеты и
пакетики, - Танечка, поставь цветок в вазу на кухне.
Вытащила из ящика тапки, поднесла к лицу, проверяя свежесть, прежде чем
дать Соне. Соня вздрогнула - в этом вся Оксана, какая-то она бесстыдно
физиологичная, фу!..
- Танечка, доченька, у тебя еще биология... - мягко сказала Оксана. -
Олежка, а ты... тебе уже скоро спать ложиться...
Ей хотелось и Олежку отослать если не спать, то хотя бы к урокам, но
уроки были давно сделаны, и Оксана неохотно выдала ему новую железную
дорогу.
Уселись вдвоем на кухне, Оксана налила чай, замолчали. Соня тупо
рассматривала чашки с золотыми петухами, сахарницу с отколотой ручкой,
аккуратные Оксанины кастрюльки на плите, сохнущую на батарее тряпку и
думала, что бы такое сделать, чтобы Оксана перестала цедить слова и строить
ей козью морду? Сплясать, заорать, заплакать? Жалостно шмыгать носом и
твердить как попугай "прости моего дурачка, прости, прости"? Соня спросила
про Танечкины успехи в бальных танцах, и Оксана впервые оживилась, подробно
рассказала про общее восхищение Танечкиной красотой, про тренера, про
интриги. Затем так же подробно и страстно про Олежкину несправедливую тройку
за диктант и неправильную отметку по пению.
- Я ходила в школу разбираться! - тоном боевого командира сказала
Оксана. - Олежка поет как минимум на четверку!..
- Разбираться? К учительнице по пению? - удивилась Соня и пожалела