"Артур Конан Дойл. Смерть русского помещика ("Повести о Шерлоке Холмсе" #4)" - читать интересную книгу автора

его скрутило так, что он оказался в больнице и провел два дня в
беспамятстве. И вы, Уотсон, думаете, что я поверю в признание
этого человека?
Видя мое замешательство, Холмс улыбнулся:
- Вы можете сказать, что настоящий припадок у Смердякова
начался утром, то есть после убийства Федора Павловича, а до
того, следовательно, он находился в здравом уме, из чего можно
заключить, что он говорит правду. Но разве вы не знаете, что
нередки случаи частичного помутнения рассудка за два, три,
четыре часа до собственно припадка?..
- Выходит, он оговорил себя?
- Нет! Он сказал правду, но ту правду, в которую верил
сам. На самом же деле он лишь внушил себе, что убил он, внушил,
находясь под сильнейшим воздействием слов Ивана Карамазова,
произнесенных в их разговоре у калитки. Смердяков хотел убить,
готовил преступление, он столько раз совершал его мысленно, что
когда волею обстоятельств был вычеркнут из им же созданной
схемы, то горячечное сознание восстало против иного хода
событий.
Голос Шерлока Холмса действовал на меня гипнотически.
- Видимо, все происходило следующим образом, - не
торопясь говорил Холмс. - Смердяков слышит крик Федора
Павловича, а потом и вопль Григория. Выждав некоторое время, он
выходит в сад, видит открытую дверь, входит. Перед ним на полу
окровавленный труп Карамазова-старшего. Смердяков подходит к
иконостасу, забирает конверт, вынимает из него 3000 рублей,
пустой конверт бросает на пол, дабы отвести подозрения от себя
и бросить тень на Дмитрия, и уходит в полной уверенности, что
это он убил. Ведь все так точно совпало с тем, что ему десятки
и сотни раз мерещилось.
Несколько минут мы сидели молча, пока я не рассмеялся:
- Нет; Холмс! Ваши слова - гипотеза, которая составила
бы честь писателю, психиатру. Но вы же признаете только факты!
А их как раз у вас и нет!
- Чем был убит Федор Павлович? - неожиданно резко
спросил Шерлок Холмс, наклоняясь ко мне.
- Пестиком, - пролепетал я, озадаченный вопросом.
- Разве?
Я потянулся за книгой, но Холмс движением руки остановил
меня:
- Не трудитесь. Я вам напомню. Смердяков говорит: "Я тут
схватил это самое пресс-папье чугунное, на столе у них,
помните-с, фунта три ведь в нем будет, размахнулся да сзади его
в самое темя углом". Углом, Уотсон! Так почему же на суде
фигурировал пестик? Да потому, что удары были действительно
нанесены им! И тут вы, возможно, сами того не желая, оказались
правы. Пестик! Вот факт, на котором базируются мои рассуждения.
Даже если бы ошиблись медики, осматривавшие тело Федора
Павловича Карамазова, даже если бы они не обратили внимание на
то, что ранения имеют совершенно иные характерные особенности,