"Игорь Семенович Кон. Любовь небесного цвета" - читать интересную книгу автора

Драконовские законы и ханжеское общественное мнение делали жизнь
гомосексуальных англичан невыносимой. Самый богатый человек в Англии,
талантливый 24-летний писатель Уильям Бекфорд, обвиненный в 1784 г. в
сексуальной связи с 16-летним Уильямом Куртенэ, был вынужден на десять лет
покинуть Англию, а по возвращении пятьдесят лет жил затворником в своем
поместье Фонтхилл. В 1822 г. бежал из Англии застигнутый на месте
преступления с молодым солдатом епископ ирландского города Клогер Перси
Джослин. Гомосексуальному шантажу приписывали и самоубийство в августе того
же года министра иностранных дел лорда Кэстльри.
Те же причины удерживали заграницей лорда Байрона (1788-1824). Любовная
жизнь Байрона была очень запутанной и сложной. Наряду с увлечением
женщинами, с которыми поэт обращался жестоко (по собственному признанию, его
единственной настоящей любовью была двоюродная сестра Августа ), он еще в
школе испытывал нежные чувства к мальчикам. Страстная любовь 17-летнего
Байрона к 15-летнему певчему из церковного хора Джону Эдлстону, которому он
посвятил свои первые стихи, была одной из самых сильных привязанностей
поэта. Ранняя смерть юноши была для Байрона тяжелым ударом. Посвященные
Эдлстону элегии он зашифровал женским именем Тирзы. В произведениях Байрона
есть и другие гомоэротические намеки и образы. Неудачный брак и слухи о его
гомосексуальности сделали Байрона парией в высшем свете и заставили покинуть
Англию. В Греции он чувствовал себя во всех отношениях свободнее. Его
последней любовью был 15-летний грек Лукас, о котором Байрон всячески
заботился, хотя не видел с его стороны взаимности. После смерти поэта его
друзья и душеприказчики сожгли некоторые его личные документы, тем не менее
некоторые реальные гомоэротические приключения Байрона использованы в
опубликованной под его именем в якобы автобиографической поэме "Дон Леон"
(автор подделки до сих пор неизвестен).
Почему же, несмотря на либерализацию законодательства, буржуазное
общество оказалось в этом вопросе столь нетерпимым? В отличие от феодального
общества, оно держится не на сословных привилегиях, а на одинаковом для всех
праве. Само по себе гомосексуальное желание не зависит от классовой
принадлежности, но оправдать его могли только стоявшие выше закона
аристократы либо, наоборот, самые низы, у которых закона вообще не было. Для
среднего класса рафинированный гедонизм аристократии и неразборчивая
всеядность низов были одинаково неприемлемы, тем более, что те и другие были
его классовыми врагами.
Воспитанному в духе сословных привилегий аристократу чужда идея
равенства: я буду делать, что хочу, а другим этого нельзя. Буржуа
спрашивает: "А что, если так будут поступать все?" и, естественно, приходит
в ужас: люди перестанут рожать детей, исчезнут брак и семья, рухнет религия
и т.д. и т.п. До признания индивидуальных различий, которые, не будучи
сословно-классовыми, могут, именно в силу своей индивидуальности,
относительно мирно сосуществовать с другими стилями жизни, буржуазному
обществу XIX в. было еще очень далеко. Его сексуальная мораль была
прокрустовым ложем для всех, но особенно плохо приходилось тем, кто
"отличался".
Христианское противопоставление возвышенной любви и низменной
чувственности, в сочетании с разобщенностью нежного и чувственного влечения,
в которой Фрейд видел общее свойство мужской (и в особенности подростковой)
сексуальности, было возведено в абсолют. Утратившая невинность женщина