"Виктор Колупаев. Жизнь как год" - читать интересную книгу автора

улиц. "Конечно, мы работаем еще и в других организациях. Друг -
инженер-конструктор, а я - врач скорой помощи. Там мы получаем зарплату,
но основной и он, и я считаем вот эту свою работу, за которую нам никто не
платит денег и которая не предусмотрена ни в одной смете, а штатные
единицы не значатся ни в одном учреждении.
Я не сразу пришел к этой работе. Сначала было другое.
Однажды, еще студентов, судьба привела меня в ремонтную организацию.
Работа была неквалифицированная, тяжелая. И вот мы, десять человек в
грязных робах, начали долбить отбойными молотками асфальт. Асфальт был еще
относительно нов и провалился лишь в нескольких местах, по крайней мере,
все близлежащие улицы были не асфальтированы вовсе, и грязь с этих
истерзанных грузовиками улиц развозилась по дороге, которую мы
ремонтировали. Товарищи по работе были настроены добродушно и даже с
некоторым юмором, который, как я понял чуть позже, очень помогал совершать
бессмысленную работу, усыплял совесть, как бы говорил: знаем мы, все
знаем, но ведь и другие делают то же, не мы первые.
А то, что мы не первые, я понял, как только раздолбил квадратный метр
асфальта и обнаружил в нем семь "культурных слоев", как иногда это
происходит с археологами, только слои эти разнились друг от друга не
веками, а лишь месяцами, неделями.
Улица уже была золотая...
Мы поставили предупреждающие заградительные щиты для транспорта и могли
спокойно потешаться над легковыми машинами, которые теперь были вынуждены
объезжать ремонтируемый участок по непролазной грязи ближайших улиц. Их
кидало и бросало, словно бочки по волнам, а пассажирам было не до смеха,
но их серьезные, озабоченные лица, привыкшие к таким мытарствам, смотрели
на нас не с укором, а лишь с мольбой, беззвучной, стыдливо упрятанной,
потому что они знали, что город благоустраивается и становится все краше,
а по утрам передают стандартную программу "Люби свой город", и, прослушав
ее, люди надевают на ноги туфли, но попадают в грязь и колдобины, потому
что передача предназначена для людей, а не для улиц, и улицы о ней ничего
не знают, лишь скрипят от боли, когда им вспарывают животы, как это делали
мы тогда.
Мне казалось, что люди уже проиграли битву с улицами.
Эта война, объявленная какой-нибудь улице или переулку на неделю или
месяц, растягивалась на годы, обескровливая обе стороны, в результате чего
улицы не выдерживают и проваливаются и разбиваются вновь, но это поражение
и является их победой, а люди сдаются и покупают резиновые ботфорты, но
это тоже не совсем поражение, потому что городская фабрика резиновой обуви
вынуждена работать с перегрузкой, и это стимулирует развитие
промышленности, хотя уж очень отравляет воздух отходами, но это не в счет,
потому что уж чего-чего, а воздуху у нас хватает. Но и экологические
комиссии тоже не дремлют, хотя их работу я представляю очень похожей на
нашу.
Под полуметровым слоем асфальта начинался гравий, потом глина или
песок, потом еще что-то, что уже нужно было взрывать, а вот и то, к чему
мы так яростно стремились: чаще всего труба, которую нужно заменить на
другую, большего диаметра, или найти течь, или передвинуть трубу на
полтора метра. И вот мы уже являемся оплаченными зрителями, а работают
экскаватор и бульдозер. И еще три экскаватора и дна бульдозера чего-то