"Виктор Колупаев. Город мой" - читать интересную книгу автора

вдруг пришла в голову мысль.
- Послушай-ка, Петя, может, ты проводишь меня до вокзала? А?
Сметанников на секунду задумался, достал из кармана мелочь, пересчитал
ее и твердо произнес:
- Провожу.
Перепелкин уже начинал понимать, что одному ему за этот злополучный
угол не повернуть. И он решил, как только они подойдут к нему, вцепиться в
локоть своего двоюродного брата, закрыть глаза и таким образом прорваться
наконец к вокзалу. Сметанников начал что-то рассказывать Перепелкину, но
тот слушал его очень невнимательно, лишь иногда невпопад вставляя слова:
"Да, да. Угу".
Сколько ночей они просидели всей группой, реконструируя на бумаге
Марград и застраивая его новые кварталы. Прекрасный город получался у них.
В Москве даже удивлялись. И в самом Марграде вроде бы одобряли. Но дальше
этого не шло. Каждая квартира в доме типа "открытая ладонь", "планирующая
плоскость", "голубая свеча", "кленовый лист", "падающая волна" и других
стоила на пять процентов дороже обычной, стандартной. А где их взять, эти
пять процентов?
В Марграде строился новый дизельный завод, и нужны были тысячи квартир.
Срочно, немедленно. Тут уж было не до "кленового листа". Всегда так.
Сначала хоть что-нибудь, а потом уже получше, но снося это самое
"что-нибудь". Перепелкин доказывал, что через десять лет все равно
придется сносить эти серые уродины, и тогда уж государство пятью
процентами не обойдется. С ним соглашались, но говорили, что это ведь
будет все-таки через десять лет, а не сейчас. А квартиры нужны сейчас. А
пять тысяч семей, живущих в старом Марграде в подвалах и полуподвалах? Им
сейчас не до "планирующей плоскости".
Пять лет Перепелкин бился и доказывал, а теперь вот уезжал в
Усть-Манск, потому что там решили строить новый жилой район из домов типа
"башня" и "нож". Это, конечно, не "кленовый лист", но все же близко. И
потом, может быть, со временем удастся построить и "открытую ладонь".
Перепелкин устал убеждать и теперь уезжал из Марграда, как уходят в
гневе и обиде от близкого человека, не понимающего тебя, чтобы через
мгновение одуматься и с болью признать, что возвращение уже невозможно.
До пивного киоска оставалось шагов тридцать. Перепелкин вцепился в
своего двоюродного брата железной хваткой. Тот что-то напевал, попутно
давая пояснения. До поворота оставалось двадцать шагов, пятнадцать. И в
это время Сметанников увидел свою жену. И Перепелкин увидел ее. И она
увидела их обоих, причем значительно раньше, потому что стояла в позе
полководца, широко расставив ноги и уперев двухкилограммовые кулаки в
бедра.
Сметанников только присвистнул, вырвался от Перепелкина и опрометью
бросился в обратную сторону. Его жена тоже взяла с места в карьер.
Свирепый ветер чуть не опрокинул Виталия на асфальт. Осторожно, как в
полусне, дошел он до поворота. За углом снова был гастроном и улица
Шпалопропиточная.
Перепелкин стиснул зубы. До отхода поезда оставалось двадцать минут.
Мимо него, как пуля и пушечное ядро, пронеслись Сметанников и его жена. С
одного взгляда можно было понять, что Сметанников не продержится в лидерах
и двадцати секунд.