"Сидони-Габриель Колетт. Дом Клодины ("Клодина" #6)" - читать интересную книгу автора

честным и открытым отношениям с мужским полом, братьями и друзьями, - такой
она была. А еще невысокой, крепкой, с покатыми плечами и плоской талией, с
подвижным изящным бюстом над широкими юбками. И бесприданницей:
ничегошеньки-то у нее не было.
Дикарь увидел ее в тот день, когда она приехала из Бельгии во Францию к
своей кормилице-крестьянке на несколько летних недель, он как раз объезжал
свои земли, расположенные по соседству. Привыкший иметь дело со служанками:
соблазнил - бросил, он возмечтал об этой раскованной девушке, без улыбки,
твердо взглянувшей ему в глаза. Черная борода наездника, бледное и точеное,
как у вампира, лицо, его красная, словно черешня, лошадь не оставили ее
равнодушной, но, когда он стал наводить о ней справки, она и думать о нем
забыла. Он узнал ее имя и что зовут ее Сидо, сокращенно от Сидони.
Формалист, как и многие "дикари", он растолкал нотариуса и родню, и в
Бельгии стало известно, что этот отпрыск благородного дворянского семейства,
владеющего стекловаренным делом, имеет фермы, леса, прекрасный дом с
крыльцом и садом, а также наличные деньги...
Испуганная, притихшая Сидо, перебирая свои белокурые локоны, слушала,
что говорилось вокруг. Однако что остается юному существу без состояния и
профессии, живущему на содержании братьев, кроме как безропотно принимать
выпавшую на ее долю удачу и благодарить Бога.
И покинула она уютный бельгийский домик с кухней в подвальном этаже,
где стоял запах газа, теплого хлеба и кофе, покинула пианино, скрипку и
большое полотно Сальватора Розы,[2] завещанное ей отцом, горшочек с табаком
и тонкие глиняные трубки с длинным мундштуком, печи, работающие на коксе,
раскрытые книги и смятые журналы, чтобы посреди суровой зимы, характерной
для лесных стран, войти молодой хозяйкой в дом с крыльцом.
Там неожиданно для себя она обнаружила на первом этаже отделанную белым
золотом гостиную, а на втором, заброшенном, словно чердак, - едва
оштукатуренные стены. Две добрые лошади в конюшне, две коровы в хлеву вволю
наедались сеном и овсом, в службах сбивалось масло и вызревал сыр, но в
ледяных спальнях не было места ни любви, ни спокойному сну.
Вдоволь было фамильного серебра с выгравированной на нем козой, стоящей
на задних копытах, вдоволь было хрусталя и вина. По вечерам в кухне при
свете свечи сумрачные старухи пряли пряжу, трепали и сматывали пеньку, чтобы
полнились амбары, застилались постели тяжелым, холодным и носким полотном.
Забористая трескотня бойких кумушек-кухарок то нарастала, то стихала в
зависимости от того, дома ли хозяин, взгляды бородатых фей предрекали
новобрачной недоброе, а иная прекрасная прачка, соблазненная и покинутая
Дикарем, стоило тому отправиться на охоту, заливалась горючими слезами у
источника.
Сам Дикарь, большей частью человек воспитанный, поначалу неплохо
обходился со своей просвещенной благоверной. Однако Сидо, окруженная в новом
доме лишь слугами, фермерами себе на уме да пропитанными вином и кроличьей
кровью егерями, за которыми по пятам стлался волчий дух, испытывала
потребность в друзьях, в веселом дружеском общении. Сам Дикарь мало и
свысока общался с подчиненными. От полузабытого дворянства в нем остались
надменность, манерность, грубость и желание иметь слуг; прозвище его
свидетельствовало лишь о пристрастии к одиноким прогулкам верхом, к
одинокой, без собаки и компаньонов, охоте и о немногословности. Сидо же была
болтушкой, шутницей, егозой-непоседой, нежной и деспотично-самоотверженной в