"Сидони-Габриель Колетт. Клодина в школе ("Клодина" #1) " - читать интересную книгу автора

путника. В светлых рощицах полным-полно земляники, ландышей и... змей. При
виде этих ужасных, маленьких, гладких и холодных существ, скользящих у моих
ног, меня частенько охватывал удушливый страх. Раз двадцать, не меньше, мне
случалось замереть, едва переводя дух, обнаружив у самой своей руки, возле
куста мальвы, изящно свернувшегося ужа, выставившего вверх головку и не
спускающего с меня золотистых глазок. Ужи не ядовитые, но какая жуть! И всё
равно я снова возвращалась в лес - одна или с подружками; чаще одна, потому
что эти дурёхи действуют мне на нервы: то они опасаются порвать платья о
колючки, то пугаются зверюшек, мохнатых гусениц или хорошеньких, круглых и
розовых, словно жемчужины, травяных паучков; бестолковые девицы без конца
орут и чуть что уже устали - в общем, спасу от них нет.
У меня есть любимые деревья, которым лет по шестнадцать-двадцать;
сердце кровью обливается, когда такой лес вырубают. Подлеска нет, деревья
стоят как колонны, но на узких тропинках, где в полдень темно почти как
ночью, голоса и шаги звучат тревожно. Как же я люблю здесь бывать!
Всмотришься в зелёное сияние, таинственно мерцающее вдали меж деревьев, и
душу переполняют одиночество, покой и лёгкое волнение - так сумеречно, такая
глухомань кругом... Среди высоченных стволов никакой мелкой живности нет и в
помине, травы не растут, земля утоптанная - то сухая и гулкая, то мягкая
вблизи родников; порой пробежит белохвостый кролик или мелькнёт пугливая
белка, которую толком и не разглядишь, так быстро она мчится, а ещё тут
водятся неповоротливые золотисто-красные фазаны, кабаны (я, правда, их ни
разу не видела) и волки - одного я слышала в начале зимы, когда собирала
буковые орешки, славные, маленькие, маслянистые, от них першит в горле и
нападает кашель. Иногда в этом высоченном лесу тебя застигает ливень; стоишь
съёжившись под самым развесистым дубом и молча слушаешь из своего укрытия,
как дождь стучит по кронам деревьев, будто по крыше, а потом вылезаешь из
чащобы, ошеломленно и растерянно щурясь от яркого солнечного света.
А ельники! Не густые и не слишком загадочные - я люблю их аромат,
розовый и лиловый вереск под ногами, песни ветра в ветвях. Идёшь через
частый строевой лес и вдруг - о чудо! - выходишь на берег спокойного,
затерянного в лесу глубокого пруда, окружённого со всех сторон деревьями. А
посередине пруда, на островке, растут ели. Нужна немалая смелость, чтобы
проползти туда по вырванному с корнем дереву, перекинутому под водой. Под
елями разжигаешь костёр, даже летом, именно потому что нельзя, и печёшь на
нём что под руку попадётся: яблоко, грушу, картошку, которую стащила на
поле, а если и этого нет - кусок ржаного хлеба. Он пахнет горьким дымом,
смолой - жуть какая прелесть!
Десять лет бродила я по лесам, забывая обо всём на свете, завоёвывая и
открывая для себя этот мир. В тот день, когда придётся с ним расстаться, я
буду горевать всей душой.

Два месяца назад мне стукнуло пятнадцать, я отпустила юбки до
щиколоток, нашу старую школу сломали и нам поменяли учительницу. Юбки
пришлось отпустить из-за того, что на мои ноги уже пялили глаза, с голыми
ногами я стала самая настоящая барышня; старая школа развалилась на глазах,
а на место нашей учительницы, злополучной мадам X., сорокалетней уродины и
невежды, но добрячки, вечно терявшейся перед инспекторами, позарился
кантональный уполномоченный доктор Дютертр, он вознамерился посадить на него
свою протеже. А у нас все пляшут под дудку Дютертра.