"Юрий Антонович Колесников. Особое задание " - читать интересную книгу автора

повествования, автор статейки писал: "На ходу конвоир курил, и я рискнул
попросить разрешения прикурить. Достал сигарету, замедлил шаг и, обернувшись
к конвоиру, знаками дал ему понять, о чем прошу. Как это ни странно, увалень
быстро понял меня и, со свойственной русским бесшабашной доверчивостью
приблизившись вплотную, протянул горящую сигарету. В одно мгновение я сорвал
с его плеча автомат, к счастью, немецкий, что давно приметил, молниеносным
рывком вывернул его, в упор дал короткую очередь и... как гончая бросился в
кусты, в непроглядную тьму леса...
"Об одном сожалеет наш герой, - писал в заключение автор. - У красных
бандитов остался подаренный ему рейхсфюрером СС пистолет, которого он был
удостоен за подвиги, совершенные во славу германской империи на землях
Франции и Скандинавии".
Пока Алексей и Вилли читали эту статейку, Отто неотрывно смотрел в одну
точку. Перед его не видящими окружающее глазами промелькнуло все, что
произошло тогда на лесной дороге. Он видел мгновенную растерянность на лице
сына в момент, когда эсэсовец сорвал с его плеча автомат, угасающие глаза,
когда пули вонзились в его сердце. Он слышал его последний слабый вздох и
тупой звук безжизненно упавшего тела...
Отто вздрогнул. Видение исчезло. Глубоко вздохнув, он промолвил:
- В одном прав этот негодяй: мой мальчик действительно был доверчив
и... порою безрассудно смел... Что ж, герр Вихтенберг! Не теряю надежды на
встречу и тогда... доставлю вам удовольствие - верну подаренный пистолет...
Вильке инстинктивно дотронулся до кобуры, в которой находилось
трофейное оружие, словно хотел убедиться, на месте ли оно, и отвернулся к
окну: мимо мелькали деревья, кустарники, вдали виднелись остроконечные башни
какого-то старинного замка.


* * *

Лето было в разгаре, однако все вокруг выглядело по осеннему: частые
монотонные дожди, сырость и внезапно налетавшие ветры наводили грусть. Вести
с Восточного фронта тоже были неутешительны, хотя войска вермахта подходили
к берегам Волги, миновав Армавир, Майкоп, подступали к предгорьям Кавказа, и
рейхсминистр пропаганды Геббельс с редким усердием хрипел в микрофон:
"Москва - столица, Кавказ - не граница!" "Блицкриг" не удался.
Война приобрела еще более затяжной характер. На полях России гибли
десятки тысяч немцев. Поток траурных оповещений рос с каждым днем.
"Фатерланд" был окутан черным саваном гибельной, бесперспективной войны. Еще
густая пелена лжепатриотического воинственного угара, охватившая массы под
влиянием нацистской демагогии и триумфального шествия гитлеровских дивизий
по Европе, медленно, но неуклонно рассеивалась. Все чаще и чаще появлялись
листовки и газеты, печатавшиеся невидимой рукой бесстрашных патриотов. И все
больше немцев уже начинали задавать себе вопрос, повторяя слова одной из
листовок: "Немецкий народ! Долго ли ты будешь терпеть?"
Весь сыскной и карательный аппарат фашистского государства был
поставлен на ноги, но сюрпризы следовали один за другим. В Берлине
гестаповцы засекли появление газеты "Фриденскемпфер", в Вуппертале в руки
полиции СД попал очередной номер "Рурэхо", в эсэсовских частях
распространялся листок "Штурмовик-патриот", в Дюссельдорфе на рекламной