"Андрис Колбергс. Ночью в дождь... (Роман)" - читать интересную книгу автора

другой вопрос.
Если бы меня это хоть чуть-чуть интересовало, я очень быстро мог бы
узнать от нее о маленьких бытовых хитростях, из-за которых брак не
оформили печатями и подписями: муж наверняка прописан в общежитии и ждет,
когда ему дадут хотя бы комнату в коммунальной квартире. Получив ее и
зарегистрировав брак, комнату и эту квартиру они поменяют на отдельную
трехкомнатную с частичными удобствами, а если повезет, то и на
трехкомнатную со всеми удобствами в каком-нибудь районе новостроек.
С улицы в кухню заходит длинноногая девчонка, которую я видел на
качелях во дворе. Заметив меня, она просит мать подойти поближе и что-то
шепчет ей на ухо. Взяв кошелек, женщина отсчитывает ей несколько копеек.
Девчонка тут же исчезает за дверью, мне приходит в голову, что она вряд
ли от нерегистрированного мужа.
- Когда вы в последний раз виделись с отцом?
- Давно. Не помню когда, но очень давно. Он тут не показывается.
Вдруг женщину охватывает страх. Я вижу это по лицу, по движениям, но
больше всего ее выдает голос.
- Он, видимо, жаловался, и вы хотите его поселить здесь? Мать всю
жизнь из-за него страдала: у нее даже приличной одежды не было... За
неделю до ее зарплаты мы питались только черным хлебом с маргарином. На
завтрак - ломтик кирпичика, намазанный маргарином, вечером - опять ломтик
кирпичика, но уже обжаренный в маргарине. - Она заплакала навзрыд.
- Вы хотите, чтобы моя дочь мучилась так же? Он месяцами не работал,
целыми днями валялся на кровати и тащил из дома все, что мог продать, а
потом пришли ваши из милиции и сказали: "Мы не вмешиваемся - дело
семейное". Когда мать, наконец, развелась с ним, то оказалось, что
стоимость того, что он украл у нас, недостаточно велика, чтобы его
выселить. И вообще, мол, надо еще доказать, что он украл. А он продолжал
избивать меня и мать и сделался еще большим барином, чем до развода. В
каком виде я ходила в школу! Наша классная руководительница всегда
рассказывала о своем трудном и бедном детстве и платьице за два лата.
Однажды она и мне начала это говорить, да осеклась, заметив мою
выношенную до дыр юбчонку. А теперь вы силой закона хотите его снова сюда
засунуть, чтобы он продолжал портить мне жизнь!
Слезы прекратились так же внезапно, как начались. Женщина смотрела
на меня пристально, как бы предупреждая.
- Может, есть другой выход? Не накличьте беду - муж у меня нервный!
Вообще-то он терпеливый - хоть кол на голове теши, но если его терпение
кончится, то он уже не сознает, что делает, - и снова сильный,
истерический плач. - Как бы я хотела перебраться в другое место! Если бы
вы знали, как тут на меня смотрят! Раньше мать посылала меня в магазин за
костями. До смешного дешевыми, без мяса - за несколько копеек килограмм.
Мне было стыдно сознаться, что мы из них варим суп. Тогда такие покупали
только для собак, и я тоже рассказывала, что у меня есть собачка, которая
любит косточки. Потом уже продавщицы отбирали для меня самые лучшие и
отвешивали с избытком, даже с ошметками мяса. "Для вашей собачки", -
ласково говорили они. А я, глупая девчонка, думала, что они ничего не
знают. Словно на этой окраине можно что-то скрыть от соседей! Даже
теперь, зайдя в магазин, я трясусь от страха, что мне кто-нибудь скажет:
"Для вашей собачки!" Знаю, что все это вздор, что продавщицы уже давно