"Андрис Колбергс. Ночью в дождь... (Роман)" - читать интересную книгу автора

двадцать три ступеньки, по которым бегал тысячи раз. Взбежал наверх и
остановился, удивленный. Чего-то недоставало! Недоставало! Это он знал
точно, но не мог понять, чего именно. В длинном коридоре двери квартир
чередовались по-прежнему вперемежку с кухонными окнами, затянутыми
плотными занавесками. Окна, неизвестно почему, выходили не во двор, а в
коридор. Пол чистый - как всегда: в бедности этот дом еще можно было
упрекнуть, но в неряшливости - никогда. Но чего-то недоставало, чего-то
здесь уже не было. Он вновь и вновь обвел взглядом коридор, сравнивая его
с тем коридором, который запечатлелся в памяти. Сходство было полным,
даже ванночка четвертой квартиры висела на своем месте - над шкафчиком
для продуктов - и на почтовом ящике на двери у противоположной стены та
же табличка с готическими буквами - "Fur Briefe" - первые слова, которые
он выучил по-немецки.
Все было на месте, и все же чего-то не хватало.
Он повернулся и стал спускаться. Ему вдруг показалось очень важным
выяснить, чего именно недостает и куда это подевалось. Он был уверен, что
обнаружит это в коридоре на нижнем этаже, через который прошел второпях.
Но на середине лестницы он остановился, в недоумении несколько раз
качнулся, сгибая и разгибая колени. Улыбнулся. Он нашел то, что искал!
Старая деревянная лестница больше не скрипела. Сколько он себя помнил,
она скрипела всегда, а вот теперь больше не скрипела. Видно, ее
ремонтировали. Ремонтировали, конечно, не для того, чтобы устранить
скрип. Скрип - это нечто второстепенное, вот он и исчез после небольшого
ремонта.
Быстрая разгадка придала уверенности, он почти беззаботно постучал в
двери квартиры, где жила мать.
Удручающая узость однокомнатной квартиры, полутемная, заставленная
кухня. Когда в комнате какая-нибудь вещь мешала, ее выносили в кухню, и
странно, но в кухне место всегда находилось. На комоде, в щели за плитой
или под столом. Тогда во время еды приходилось сидеть боком, потому что
некуда было поставить ноги. Все молча терпели, продолжалось это иногда с
месяц или два, об этом напряженно думали, но не говорили до тех пор, пока
кому-нибудь в голову не приходила идея, которая и высказывалась остальным
членам семьи. Все зависело от того, как идею воспримет мать, потому что в
семье она была последней определяющей инстанцией с ярко выраженными
диктаторскими склонностями.
- Если велосипед (он висел высоко, под потолком, на двух вбитых в
стену железных крюках) снести вниз в сарайчик, то коричневый ящик можно
было бы подвинуть дальше, - сообщал отец и перечислял еще по крайней мере
с полдюжины вещей, которые следовало бы передвинуть, чтобы в конце концов
под столом освободилось место хотя бы для ног сидящих.
- Ты хочешь, чтобы велосипед украли! - поначалу ответ всегда был
отрицательным и частенько абсолютно нелогичным. Как будто отец
действительно хотел, чтобы велосипед украли. Велосипед - почти
единственная его радость, на нем он ездил на Букултский канальчик или на
Малую Юглу порыбачить - свежую рыбу мать покупала только зимой. Звенья
складной бамбуковой удочки он привязывал к раме велосипеда, донельзя
выгоревший и залатанный рюкзак прилаживал за плечами, алюминиевый
бидончик с плотвичкой или другой наживкой подвешивал с рулю - и до
свиданья! - скрип педалей "Латвело" удалялся по направлению к собору