"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

Дорога все время шла лесом. Лес изредка перемежался небольшими
полянками, на которых зеленели всходы ржи, а по краям кое-где виднелись
могучие древние сосны, пышно разросшиеся на просторе, либо развесистые
толстые дубы, словно зажиточные старосветские хозяева; на этих дубах
полешуки-бортники устраивали большие пчельники, втаскивая туда по десятку
ульев. Полянки снова сменялись лесом, то стройным боровым, то низким
болотным. Высокие тонкие березы чередовались с серыми стволами сосен и
придавали печальный и задумчивый вид всей картине. Лес снова расступался,
открывая место безгранично широким болотам. Они тянулись далеко-далеко и
снова замыкались лесом, еле чернеющим ровной полоской на горизонте. Целое
море высокой порыжевшей травы осталось зимовать здесь, потому что сюда не
забредет ни скотина, ни человек с косой. Бесчисленные кочки, низкорослые
елочки на них, почерневшие суковатые пни давно погибших деревьев. Среди этих
кочек блестящими лентами извивались порой полоски воды, чистые, гладкие, как
стекло. Неведомо с каких времен, как свечки, торчали над ними засохшие,
сломанные комли старых, истлевших ольх и печально глядели в небо. От болот
веяло какой-то невыразимой печалью; тихую грусть навевали однотонные картины
полесских уголков, где жизнь все же создавала своеобразные, неповторимые
формы и, несмотря ни на что, имела свою прелесть и красоту. Но эти картины
утомляли глаза и печалили сердце, и человек невольно старался отыскать
что-то такое, на чем можно было бы отдохнуть и успокоиться.
Глядя на пустынные полесские болота, Лобанович порой чувствовал
какую-то оторванность от жизни, от всего света, словно этот свет сошелся
здесь клином, и тоска о том, с чем он разлучился, начинала овладевать его
душой.
"Что чувствует, о чем думает этот дядька Степан? Как отражаются на нем
образы глухого Полесья и какой след оставляют они в его душе?" - думал
учитель, и ему хотелось хоть на мгновение стать тем самым полешуком, который
сидел рядом с ним, чтобы взглянуть вокруг его глазами и понять его
внутренний мир, его надежды, желания.
Болота кончились, дорога пошла на горку, колеса мягко покатились по
желтенькому песочку, и лес принял обычный свой вид. Версты через две лес с
одной стороны дороги снова расступился, образуя веселую полянку, которую он
огибал красивой извилистой линией. На этой полянке, за полверсты от дороги,
раскинулась чья-то усадьба, напоминающая средней руки фольварк, с различными
хозяйственными строениями, садом и просторным двором.
- Чья эта усадьба? Кто живет здесь? - спросил учитель.
- Это? Да здесь пан землемер живет. Завитанками хутор называют. Отсюда
как раз половина дороги до волости, - ответил Рылка.
"А-а, это и есть тот землемер, в чью дочь все здешние кавалеры
влюблены. Так вот где живет она, эта красуня!"
Лобанович припомнил разговор со своей сторожихой и с любопытством еще
раз взглянул на усадьбу. Послушное и услужливое воображение уже рисовало ему
чудесную девушку, этот нежный и красивый цветок, взращенный в глухих
полесских лесах. Слово "девушка" всегда вызывало в душе Лобановича
прекрасный и чистый образ, на который можно смотреть, которым можно
любоваться только издали. И теперь он припомнил два или три случая в своей
жизни, когда образ девушки глубоко западал в его сердце, но он и намеками не
сказал никому об этом. А раз в дочь землемера все влюблены, то она,
несомненно, верх красоты. Еще не видя ее, учитель почувствовал, что она уже